Лабинцы. Побег из красной России

Обгоняя колонну, видел, что все сотни полка будто бы в порядке. Вдали видно строение. Посылаю разъезд. Там жители-греки. По их словам определяю, где мы. Они сказали, что живут в массиве гор на юговосток от Туапсе и на северо-восток от села Лазаревка. До них около 20 верст. Дорога туда по горам. Здесь не было ни белых, ни «зеленых». О последних не верю, но и не принуждаю грека божиться.

Непроходимое ущелье на запад смущает меня. Ночевать надо в горах. А если будет нападение, ущелье преградит нам дорогу. Грек говорит, что на той стороне, верстах в двух, живет его друг-грек. У него можно переночевать. И берется проводить нас. Я соглашаюсь. И уже с началом темноты мы подошли к его другу. Старик и старуха приняли нас сердечно. Они продали нам два чувала лесных сушеных груш, весь свой запас. С хлебом и под чай — они были очень вкусны. Нашли здесь и немного сена. В дремучем лесу продольная неглубокая котловина для пашни грека. Земля сухая, приятная для бивака. И около 1500 лошадей раскинулись на отдых, на ночлег.

Расставив все 26 полковых пулеметов во все стороны могущего быть нападения, позволил развести костры и заняться варкой пищи, у когб что есть. Казакам приказал держаться кучно. Не расседлывая, коней сбатовать. А спать «одним глазом». И не прошло 10 минут, как в ночной горной тишине, окаймленной высокими деревьями, запылали костры и загомонили казаки. Наши лошади в приятной весенней прохладе, нерасседланные, тихо жевали то, что им давали хозяева.

Мы, штаб дивизии и штабы 1-го и 2-го Лабинского полков, сидели вместе, пили чай и делились впечатлениями о происшедшем. Наши старики, полковники Жуков и Кочергин, вновь что-то «предполагали», что «если бы, да кабы раньше отступили, да если бы генерал Науменко сообщил бы своевременно, то иное было бы».

В их разговор я совершенно не вникал и винил только полковника Жукова, очень мягкого и хорошо воспитанного офицера. Но этому приятному полковнику я ничего не сказал об этом.

Где была Кубанская бригада, то есть 1-й и 2-й Кубанские полки, мы не знали. Свой полк я проверил, и он был полностью цел, за исключением одиночных казаков, ушедших, видимо, с другими полками. Но во 2-м Ла-бинском полку остались в наличии только две сотни. Где были остальные четыре — никто не знал. Полагали, что оторвались и ушли куда-то на юг.

Полковник Кротов рассказал, что когда его полк на рысях подходил к селу Георгиевскому, в них, в упор из окраин и слева, с возвышенности, неожиданно был открыт огонь. Появились сразу же раненые. Первым был тяжело ранен полковой адъютант, бывший с ним рядом. И казаки без команды повернули назад и драпанули.

Нужно беспристрастно констатировать: «красно-зеленые» взяли нас своим огнем с трех сторон. Словно по расписанному заранее. Можно только восхищаться их военной тактикой. Но жаль, что «они били нас, но не мы их».

Таков был праздник Благовещения 25 марта 1920 года для 2-й Кубанской казачьей дивизии. Ровно 2 года назад, в тот же день, был расстрелян красными наш отец. Вот чем памятны эти даты для меня.

Мы спали очень крепко, безмятежно. Отдыхали нервы. К тому же я надеялся на свои пулеметы. Да и вообще на свой полк — славный, храбрый и послушный 1-й Лабинский полк.

Наутро не торопясь двинулись куда-то на юг, имея конечную цель — село Лазаревка, что на берегу Черного моря. Но не тут-то было! Горная дорога — не степная, видная во всю свою длину. Мы долго шли «крученой дорогой», и потом она неожданно впала в горную речонку и скрылась в ней.

Речка с крутыми берегами. Дно — сплошные голыши. И по ним, извиваясь в лесистом ущелье, течет ручеек. Делать нечего. Спустились в него и идем вниз по течению, явно к морю. Воды по колено лошадям.

По дну каменья и голыши. Дорога тяжелая, в особенности для пулеметных линеек.

К обеду выходим на открывающуюся небольшую долинку. Вдали видны постройки. Навстречу нам, из-за поворота, появляется верхом генерал Науменко с начальником штаба полковником Егоровым и несколькими ординарцами. Как начальник всей колонны, командую: «Смирно!» Полковник Жуков подъезжает к командиру корпуса и что-то рапортует. А что — я не слышу. Да и не хочу слышать.

Выражение лица у Науменко строгое. Колонна остановилась. Генерал не подает руки Жукову и громко «разносит» его, спрашивая:

— А где же другие полки?

Других полков, действительно, не было с нами, о чем Науменко знал из каких-то источников.

Я впервые вижу генерала Науменко таким раздраженным, возмущенным, даже злым. Но он не волнуется так резко и грубо, как волнуются обыкновенно строевые офицеры. Он или не умеет кричать на подчиненных, или умеет волноваться достойно.

Он, безусловно, раздражен за расстройство его лучшей дивизии в корпусе, но если «в самом расстройстве на поле брани» виновен исключительно полковник Жуков, то виновен и командир корпуса, не предусмотревший общий отход от Туапсе и своевременно не давший указание дивизии, отстоявшей от него за 25 верст в горах.