Лабиринт Осириса

– Ужасно жаль, – повторил он. – Я тебе очень сочувствую. Прости меня… ну… ты понимаешь… за то, что я ляпнул про нас с Сарой и ребенка.

– Тебе не в чем извиняться, мой друг. Это я должен просить прощения. За… как бы выразиться… за то, что омрачил твою прекрасную новость. Я рад за тебя. По-настоящему рад.

Бен-Рой уставился на свои кроссовки и, подыскивая слова, ощущал себя последним в мире дерьмом, потому что не понял друга. Беда в том, что в подобных ситуациях чутье его подводило и он вечно выступал не по делу. В конце концов он еще раз извинился и спросил, не может ли чем-нибудь помочь.

– Ты очень добр, – ответил египтянин. – Спасибо, у нас все в порядке.

– Хочешь, сейчас сяду в самолет и прилечу к тебе?

– Я тебе благодарен, но в этом нет необходимости.

Бен-Рой склонился набок и оперся локтем о ручку скамьи. Он вдруг понял, что вспоминает свою потерю – погибшую пять лет назад во время теракта невесту Галю. Добрые слова соболезнования и сочувствия почему-то делали ему только больнее, сильнее подчеркивали чудовищность свалившейся на него трагедии. Он по собственному опыту знал, что ни речи, ни молитвы, ни цветы не избавляли от страдания. В такой ситуации человек остается наедине с собой и должен бороться самостоятельно. Горе, когда все уже сделано и сказано, глубоко личная территория.

– Я с тобой, если понадоблюсь, – запинаясь, произнес он.

– Спасибо, ты добрый друг.

Они помолчали, но это была не та неловкая пауза, что несколько минут назад. Теперь они молчали как люди, которые ценят общество друг друга и достаточно уверены в товарище, чтобы не вымучивать слова, если особенно нечего сказать. Мимо, постукивая палкой по тротуару, прошел старик хареди. Через мгновение послышался шелестящий звук – со стороны Яффы показался новомодный иерусалимский трамвай, его стеклянно-серебристый корпус плохо вязался с разрушающимися зданиями бывшей подмандатной территории. Старое и новое, прошлое и настоящее, древнее и современное – такое впечатление, что в Иерусалиме одно перетекает в другое.

– Ты хотел меня о чем-то попросить, – напомнил Бен-Рою Халифа.

– Прости?

– Что-то в связи с расследованием, которым ты теперь занимаешься.

Бен-Рой совершенно забыл, зачем позвонил египтянину. После того, что он услышал, то дело показалось совершенно неважным. Да и неловко просить Халифу о помощи, когда у него такое горе. Он пойдет официальным путем и подсунет задачу кому-нибудь еще. Это, конечно, замедлит процесс, но не велика беда. Даже Бен-Рой признавал, что бывают моменты, когда надо немного тормознуться (жаль только, что он забывал об этом, когда жил с Сарой).

– Забудь, – сказал он в трубку.

– Давай, Бен-Рой, выкладывай.

– Да ничего особенного. Предлог, чтобы позвонить.

– Точно?

– Точно.

Они еще помолчали. Свистящий звук приближающегося по рельсам трамвая нарастал. Затем Халифа сказал, что ему пора идти.

– Не хочу надолго оставлять Зенаб одну.

– Конечно, я понимаю. Передай ей мои наилучшие пожелания. Я так вам сочувствую.

– Спасибо, мой друг.

– Надо постараться общаться почаще.

– Согласен. – Халифа немного поколебался и добавил: – Рад был тебя слышать, вонючий еврейский ублюдок.

Бен-Рой улыбнулся:

– А я тебя, наглый мусульманский сам знаешь кто.

Они пообещали друг другу звонить, попрощались, Бен-Рой опустил телефон и уже готов был нажать на кнопку разъединения, но вдруг передумал.

– Халифа!

Когда четыре года назад он, убитый горем после смерти невесты, был на дне пропасти отчаяния, Халифа втянул его в расследование дела Анны Шлегель. И с этого момента к нему стали возвращаться силы и смысл жизни. Сейчас ситуация была, конечно, иной, но как знать, может, он сумеет отплатить услугой за услугу. Бен-Рой сомневался, что вытащит из пропасти друга. Потеря сына – Боже, какая же это бездонная пучина! Но работа хотя бы развеет Халифу. Ничего иного, чтобы помочь товарищу, израильтянин придумать не мог.

– Есть кое-что, чем ты мне можешь помочь.

– Говори.

«Баррен», «Немезида», Синайский путь, полет Клейнберг в Александрию – за все эти египетские ниточки можно было потянуть иными способами. Но одна была словно предназначена для Халифы.

– Ты не слышал о таком типе, Самюэле Пинскере?

Египтянин не слышал.

– Британский горный инженер, пропал в Луксоре в начале двадцатого века. Его тело было обнаружено в гробнице в тысяча девятьсот семьдесят втором году.

– Я заинтригован.

– Я тоже. Это дело, похоже, связано с убийством, которое я сейчас расследую, хотя понятия не имею, как и почему. Вот я и подумал, поскольку ты в Луксоре…

– Хорошо, покопаюсь.

– Только смотри, если у тебя и без меня дел невпроворот…

– Нет-нет, буду рад помочь. Пришли детали.

– Немедленно отправлю электронной почтой. Но ты, правда, не трать много времени. Только…

– Только раскрыть за тебя дело?

Бен-Рой усмехнулся.

– Вот именно.

Он несколько мгновений помолчал, глядя на Старый город, монументальные стены которого отсвечивали оранжевым в свете обрамляющих их фонарей. И вдруг, движимый внезапно нахлынувшим потоком теплых чувств к старому другу, пробормотал: