Ладонь, обращенная к небу

Отор отвечал быстро и без запинки, порой увлекался и подробно рассказывал, что именно надо добавлять в рыбий клей, чтобы тот высыхал как можно медленнее и не протухал при этом. Слушая внука, мастер Ганзак порой улыбался в седую бороду, гордясь его знаниями, а порой хмурился, когда внук слишком откровенно делился секретами мастерства. Впрочем, успокаивал себя мастер, книжникам вряд ли придется когда-либо брать в руки музыкальный молоток или рубанок, да и стары они, чтобы учиться высокому мастерству. Вопросы и ответы никто вроде не записывал, но кто знает, не сидит ли писарь за ширмами?…

Потом один из ученых так же благожелательно спросил, какой инструмент лучше — рубанок из яблони со стальным лезвием или саморежущие палочки из Фактории? Тут вмешался другой ученый и сказал, что саморежущие палочки никуда не годятся, потому что они как бы ошкуривают дерево толстыми слоями, тогда как для тонкой работы всегда можно изменить высоту лезвия рубанка.

— У саморезов тоже можно изменять глубину, — сказал Отор. — Там есть особое кольцо…

Он замолчал, а мастер Ганзак чуть не застонал. На его глазах внук признался не только в общении с чужаками, не только в незаконной мене или торговле, но и в использовании запрещенных предметов.

Ученый в халате, расшитом большими красными с золотом цветами, посмотрел на мастера и, словно угадав его мысли, сказал:

— Мы знаем, что мастер Отор пользовался многими инструментами чужаков, но не вменяем это в вину. Инструменты — всего лишь предметы, вещи. Хитроумие их создателей опасно, но лишь со временем, когда потребность в этих инструментах станет подобна неутолимой жажде. И ради приобретения нужных и ненужных вещей могут произойти великие несчастья, которые обычно происходят во времена нарушения канонов и установлений.

— Однако он все же нарушил предписания, — сердито заметил другой ученый и принялся ворошить свитки, лежащие перед ним.

— Суть не в нарушении, а в желании нарушить, — сказал третий.

— Следует отличать умысел от случая. В кодексе о наказаниях Второй династии говорится о четырех умыслах и восьми нарушениях, за которые полагается…

Мастер Ганзак дождался перерыва и попросил вызвать на слушания законника, чтобы тот мог дать вовремя нужный совет. Некоторое время ученые спорили о том, следует допускать законника в палату или нет.

— Дело-то простое, — вдруг сказал ученый в цветастом халате, обращаясь к мастеру Ганзаку. — Мы тут собрались просто немного поболтать, увидеть старых друзей. Хотите — пригласим вашего законника. А то сразу вынесем приговор и не будем отнимать время друг у друга?

— Вот это я называю серьезным нарушением канона судопроизводства, — вскричал ученый с заплетенными в косицу седыми волосами.

— Чем тогда вы отличаетесь от большеглазых дьяволов, ищущих, как бы внести сомнения в наши обычаи, подорвать устои?!

— Я испытывал вас, — рассмеялся ученый в халате. — На самом деле мы ни на волос не отступим от процедуры. К сожалению, шум об этом деле поднялся большой, и слишком много людей заинтересованы в том или ином решении.

На третий день привели законника, и если до той поры мастер Ганзак понимал лишь каждое шестое слово, то теперь он вообще перестал что-либо понимать. Время от времени законник вставлял свои толкования канонов, но старик все больше убеждался в том, что деньги потрачены напрасно и внук непременно будет осужден за то, что встречался с чужаками.

Между тем законник осторожно поворачивал разговор в сторону дозволенных отношений с большеглазыми дьяволами, о благе, которое может принести с соизволения Наследника торговля с ними, и наконец намекнул на интерес армейских к оружию чужаков.

— Вот-вот, — сказал ученый с косицей, — об этом и я говорил Наследнику. Стоит только начать, как не успеем опомниться, и чужаки будут маршировать по нашим улицам со своими огненными копьями наперевес. А потом они начнут диктовать нам законы.

— Большеглазых дьяволов немного, и они смертны, — возразил ученый в халате. — Их можно убить стрелой или копьем. Они такие же, как мы…

Тут он как бы поперхнулся, но возмущенные взгляды присутствующих заставили его извиниться за то, что он посмел сравнить чужаков с людьми.

— И наконец, — продолжил ученый с косицей, — мы готовы принять новое, если оно полезно и приемлемо. Мы судим в итоге не намерения, а дела.

— Мастер Отор славен именно делами, — сказал законник. — Достаточно посмотреть на его работы, и все станет ясно.

— Да, тут я соглашусь с вами, — сказал ученый с косицей. — Молитвенные беседки очищают помыслы, избавляют от страхов и наполняют покоем. Сколько безумия приносили неслышные звуки вечерних ветров при Второй луне, пока великие мастера времен легендарных правителей не научились подавлять музыку страха, злобы и враждебности мелодиями Высокого Неба! И все же слишком много в мире остается порочного, установления нарушаются, каноны подвергаются сомнениям… Поэтому нужда в мастерах была и будет неизбывна. Слава и почет им. Однако спрос с них тоже особый. Так пройдем же в храм Западного придела и посмотрим на работу мастера Отора.