Лагерь

Приступ ностальгии оборвался. Матвей с жалостью подумал: «Какая бестолочь, я ему все карты, а он — нападки» и в уме отметил, что бестолочь тут не кто иной, как он сам. И что на него нашло? Антон подмешал в кофе сыворотку правды? Это бы объяснило приливы неразумности.

Антон обратился к молчаливой мгле. Впервые со дня похорон на него напала самая что ни на есть человеческая трусость. Он много раз представлял, как, почему и с кем сбросит ороговевший панцирь отпетого плута и дотошно, вплоть до интонации, отрепетировал благополучные и провальные исходы своего разоблачения. Он бы не подарил поддержку Яне, не простился с отцом и его бесполезными подарками, не поблагодарил спесивую, вообразившую себя пупом вселенной Малину, и не предал те совестливые потуги, которые изредка проступали над заскорузлым слоем притворства. Какой он предатель? Разве предаешь, когда платишь по заслугам? Разве предаешь, когда защищаешь свои принципы? Нет, он не предатель, и в притворстве, и в прямоте. Ведь предает тот, кто отрекается от заповедного, а его заповедь родилась тогда — на видеопленке, когда он загадал — пусть Марго всегда будет рядом — и … разве это предательство?

Антон вдруг вспомнил едва уловимые, схваченные моментом перемены на фотографии Марго — он посетовал на усталость глаз и школьную перегрузку — но что, если допустить — на долю секунды, что Марго пыталась предупредить?

Он не мог вспомнить ничего, кроме синих стен и деревянной койки, и ряда стройных пальто, как липы вдоль проспекта, и разбросанных ботинок Артемьева, будь он трижды проклят, и ядовитого облака чистящих одинокими вечерами — чего угодно, кроме момента перемен в фотографии Марго, и неожиданно понял, что она и сейчас рядом. Из-под печально нависших век осуждает эту ругань и, наверняка, всеми фибрами души переживает за двоих. Она была такая — душа нараспашку.

Антон почти незаметно кивнул Марго и четко сказал:

— Я тебе верю. Марго часто смеялась над трудностями. Это не от легкой жизни. И не от счастливого случая она выпала на козырек. Что-то предшествовало, и ты точно знаешь — что.

— Я знаю, тебе хочется услышать, что это я подтолкнул Марго, и расквасить мне морду, но ни я, ни мой отец, ни тем более сестра не замешаны в убийстве.

Антон распрямился и скоро переспросил:

— Убийстве?

— Да. Не скажу, что мы были не разлей вода, но не обязательно дружить с человеком, чтобы увидеть сложности в его жизни. Помню, как Марго расстраивалась из-за сессий и какого-то урода, который без взятки не принимал зачет, а она категорически не платила ему ни копейки.

— Это был отец Мечникова, отработанный этап. Почему ты сказал «убийство»?

— После Нового года Марго была сама не своя. Моя сестра, а у них были контры — пожалела. «Ну что ты так убиваешься, сдашь на пятерку, он тебя еще на роль позовет», а Марго как-то странно возразила…Типа, иногда человек настолько обезличивается масками, что невозможно разобрать, какую роль он играет, а какую проживает. И эта роль проверяется болезнью: либо сочувствующе поддакивает, жуя дома мороженое перед телеком, либо берет такси, приезжает с аптечным пакетом и ставит горчичники. Моя сестра сразу предположила, что Марго говорит об отце, а она — нет, ваш папа, конечно, мерзавец, но мерзавец честный и засмеялась. Поэтому кто-то подвёл Марго. Убийственно подвёл.

Антон вскочил и заметался в куске холодного черного камня, как подбитая птица под куполом тесного решета. Растревоженное сердце рвалось наружу, и вторили обрывистым ударам сумбурные, сбитые, сдавленные вздохи. Он выбежал за арку — Матвей услышал, как открывается кран и тонкой струей бежит вода — и судорожные глотки, и звяканье стекла, и скрип кухонных шкафчиков, и стремительный стоп. Антон застыл под колючими углами каменного прохода и жадно, жестко приказал:

— Дальше.

— Это был наш последний разговор, — с сожалением вспомнил Матвей.

— Они обручились, что сорвало помолвку?

— Не знаю, но в течение следующей недели отец никогда не заговаривал о Марго. Она закрыла дверь нашего дома уже такая, — он жестом указал на потухающий монитор, — и вскоре ее уничтожили.

— Уничтожили, — вибрирующим эхом пророкотал Антон. — Уничтожили…Я слышал, я знаю, что в еду подсыпают химикаты, и их легко купить в хозяйственном и превысить допустимую дозу. Я читал, как планомерно травят своих соседей и их тявкающих шавок… — Антон отдалился от стены и засновал под аркой, пару шагов на кухню и обратно, в гостиную. — Я узнавал, как подливают метиловый спирт, добавляют снотворное и мышьяк, и даже какое-то вещество, напоминающее по вкусу соль…

— Во-первых, экспертиза определит все легальные и нелегальные вещества, это уж точно, поверь моим знаниям, и убийцу тут же накроют, а во-вторых…

— Не накроют, если он был осторожен, — жарко возразил Антон.

— А во-вторых, Марго выпала из окна. Ну, при чем здесь яды?

— Может, ей стало так плохо, что она не сориентировалась, подошла к окну подышать и потеряла сознание?

— Возможно, но я бы на ее месте вызвал скорую. Вы запрашивали распечатку звонков?