Лагерь

— Ты бы вероятнее дохлой крысой пообедала, чем за бесплатно почтила память. Кто тебя подослал?

— Нелюдь из зеркальных переулков, — закривлялась Жанна. — Я знаю, Олесю кошмарило от адских котлов, но одно дело бороться с чем-то маловероятным, а другое — со своей психикой. Я не выкидываю вариант самоубийства. Но у меня нет доказательств, что смерть подстроили. А у вас есть. И… и я сто раз уже извинилась.

— Извинилась она! Ты можешь бесконечно извиняться за то, что ты кретин, но умнее от этого точно не станешь. Поступки! Только поступки! Прикрой нас на физкультуре, десяти минут вполне хватит, чтобы накормить Мечникова асфальтом и успеть к нормативам. Там пять минут, пока Арнольд отчитает Келлера за распущенные волосы… Короче, придумай что-нибудь. — Леша грохнул стулом о паркет и напоследок наставил: —Поступки, Жанна. В словах правды нет.

… Поверку провели на физкультуре. Настя и Леша еле поспели на перекличку и прибились к шеренге, когда Наталья Петровна дошла до середины расстрельного списка.

— Келлер!

— Здесь, — отчеканил Антон.

— Выйти из линии!

Антон вытянул шею, но шага не сделал. Бледный и сонный, он сказал еле различимое:

— Что еще?

Лешина работа, подумала Настя. Месть за синяк и растоптанную самооценку. Впрочем, никто, кроме сердобольной Насти, не жалел Антона. Лагерь приготовился к шоу с цирковой обезьянкой и дрессировщицей.

— Ты пойдешь со мной, — сообщила Наталья Петровна. — Герберт Карлович подъедет к восьми.

— Сегодня?! — гулко воскликнул Антон и выступил из строя.

— Сегодня. Анна Васильевна распорядилась освободить тебя от физкультуры и химии. Давыдов, тебя распоряжение тоже касается. Павлу Андреевичу назначено на девять, но мне видится нецелесообразным прятать родителей учащихся друг от друга. — Завуч прошлась по табелю посещения, сверила фамилии и сделала акцент на последней:

— Янтарева, что у твоих родителей со связью? Оба — вне зоны действия сети. Когда ты контактировала с отцом?

— В июле, — честно ответила Настя и посмотрела на Лешины часы. На табло с датой значилось: 29. 09. Отец отнюдь не баловал дочку заботой и лаской.

— А с матерью?

— Две недели назад.

Мама, к сожалению, тоже. Наталья Петровна без толики сочувствия бросила:

— Сначала вешают своих детей на чужие шеи, а потом — вне зоны действия сети. Хотя, о чем я разглагольствую…

Она гордо устремилась к административному корпусу в компании Матвея. Антон ковылял следом, как понурый бродяга. Андрей Викторович с подозрением пригляделся к зеленому костюму Антона, будто зеленый цвет вызывал нехорошие ассоциации, и, задумчиво подул в свисток.

— Рааавнясь! Смирно! Налеееево! Шагом, марш!

Ребята подчинились, зазомбированные свистком. Настя тащилась за бойко шагающей Жанной, а спереди маршировал Леша. Он постоянно оборачивался, кривлялся, подмигивал и подавал Насте недвусмысленные знаки, складывая букву М на пальцах.

Тем часом Мечников Володя тоскливо наблюдал на вереницей бегущих с трибуны. Ветер мотал его, как тростинку. Вова сжимал металлический поручень, чтобы не отправиться в непреднамеренное воздушное путешествие и прятал пучеглазое лицо в капюшоне спортивного костюма. На салатовом сиденье Вова смотрелся, как лягушка на кувшинке.

Леша показал букву «М», стрельнул глазами вправо, что-то шепнул Жанне, и та убавила скорость…Насте послышались негодующее роптание и возня вроде «Что, уже? — А чего тянуть? — И что я скажу физруку? — Так я и знал, балаболка и трусиха!» Вова, конечно, не слышал перебранки и широко зевал, пока на этом самом стадионе решалась его судьба. Вобрал полные легкие воздуха. Перегнулся через парапет, словно хотел салютовать мимо пробегающих возгласом. И… откинулся в кресло.

— Эй, Мечников, нужна помощь? — осведомился физрук с другого конца площадки. Вова отшутился, вяло улыбнувшись. Всё в порядке! Но поводы для беспокойства были. Как по велению волшебника, в руках у Вовы очутилась баночка. Мечников кашлянул, ослабил воротник, но кашель не отступал. Схватки участились, превратившись в многократные, затяжные, приступообразные. Вова хватался за горло. Беспомощно бороздил пятерней растворяющиеся пейзажи и тряс баночку. Наводил ингалятор на горло и прыскал, прыскал, прыскал… Пока спазмы не сошли на нет, и Вова не притулился в тесном кресле, раздавленный, истомленный, униженный болезнью. Почему другим повезло унаследовать здоровье? Чем он хуже?! Почему детство — это череда больниц, бессонных ночей и аптек?! Зимой — никакого катка! Упадешь и поранят лезвием. Летом — никаких велосипедов и роликов. Позвоночник сломаешь — колясочником останешься. Барьеры, запреты, ограничения…

Вова пшикнул ингалятором вновь. Хвала Небесам. Вроде никто не заметил. Стыдоба какая.

Одноклассники разбились по парам и отрабатывали упражнения. Леша и Настя также сформировали пару, и пока Настя выполняла наклоны, Леша косился на Мечникова.

— Оставь Вову, он насквозь больной, не видно, что ли? — спросила Настя, разогнувшись. Леша с ослиным упорством цеплялся за идею Вовкиной казни.