Лагерь «Зеро»

Пока наш труд был сосредоточен на поддержании работы станции, обязанности Сэл заключались в защите. Каждое утро и каждый вечер Сэл следила за периметром. Ночью она методично проводила инвентаризацию оружейного арсенала. Чистила автоматы и точила ножи с выгравированными на рукоятях нашими инициалами. Ее стараниями у входной двери станции всегда были сложены бронежилеты и спецодежда, а ботинки и шлемы блестели. Дежурство Сэл завершала лишь в полночь, после чего позволяла себе поспать всего пять часов, прежде чем вновь приступить к обходу.

К чему Сэл готовилась? Холодная война закончилась много десятилетий назад. Никакой информации о возможном вторжении не поступало. Как нам говорили, рядом со станцией никто не жил и даже не имел причин посетить ее на протяжении всей нашей миссии. И все же Сэл продолжала обходы, как будто угроза всегда рядом, и вскоре помешалась на стремлении вышколить и нас. Она гоняла нас до седьмого пота: подтягивания, приседания, силовые тренировки, гимнастика. Устраивала ежедневные пробежки по снегам, разножки и прыжки на скакалке в теплице, бой с тенью в коридорах станции. Под чутким надзором Сэл наши тела становились все сильнее и все лучше отзывались друг другу, как хорошо спаянные и смазанные механизмы.

Шли месяцы, и мы сблизились в иных отношениях тоже. Некоторые, когда в казарме выключался свет, делили узкую койку и армейский спальный мешок или устраивались за книжной полкой в библиотеке, чтобы уединиться. Вместе готовили на кухне и врубали на всю громкость кассеты с хитами 1980-х, которые оставили тут миссии времен холодной войны. Мы крыли друг друга матом, оглушительно хохотали, менялись одеждой и по субботам танцевали до глубокой ночи, распивая алкоголь из пайка.

Миновал самый короткий день в году, отмеривший наши первые полгода на станции. К тому времени мы уже редко вспоминали о жизни в США: своих квартирах, вещах, которым когда-то придавали столько значения, семьях, долгах, даже стране, которую однажды поклялись защищать.

«Неужели для счастья нужно так мало? – гадали мы. – Работа. Дом. И мы друг у друга».

Глава 3. Роза

На кухне, выделенной Цветам, Роза опускает в тостер два куска замороженного хлеба. После жизни дома, на полуострове, к здешней придется какое-то время привыкать. «Скудность» – именно этим словом Дэмиен описывал то ограниченное количество ресурсов, которым приходилось довольствоваться большинству людей. Роза познала скудность еще до того, как выучила это слово. Вот только Роза назвала ее иначе: жизнью.

Жизнь Розы с матерью на полуострове была для Дэмиена непостижима. Они ели не сливочное масло, а маргарин, пили не шампанское, а молоко из порошка, растягивали единственный мешок риса на целый сезон, подавали его с соевым соусом, кунжутом и тем куском рыбы или мяса, какой попадался в местном супермаркете. Фрукты и овощи были замороженными. Иногда после гостей в каком-нибудь коттедже оставалось на два пальца текилы в бутылке, и мать Розы пила ее со льдом и смеялась, прикрывая раскрасневшиеся щеки ладонью. Редкие порции алкоголя ее расслабляли, и только в такие моменты Роза могла представить мать молодой женщиной с сияющей кожей, длинными распущенными волосами. Так она, должно быть, выглядела в Южной Корее, когда познакомилась с отцом Розы, и была такой до того, как родила дочь.

Мать Розы познакомилась с ее отцом-американцем, когда он преподавал английский богатым детям в сеульском районе Каннам. Однажды, в редкий момент эмоциональной несдержанности, она призналась Розе, что в юности мечтала стать художницей. Тайком, никогда не произнося это вслух, – до встречи с отцом Розы. Он был родом из городка к северу от Бостона, и на нем висел огромный кредит по оплате частного гуманитарного колледжа, который дал ему ровно столько знаний, сколько нужно, чтобы уверенно рассуждать об искусстве и поэзии. Мать Розы находила его душевные поиски очаровательными, совсем несвойственными корейским парням, с которыми она встречалась и которые ожидали, что настоящая кореянка неизбежно отложит свои интересы в сторону ради высшей цели – семьи и детей. Мать Розы встречалась с американцем несколько месяцев – вместе с ним она угощалась корейскими блинчиками «Хэмуль Паджон» и ледяным бутылочным пивом в подвальном ресторанчике рядом с ее работой, смотрела артхаусные фильмы с субтитрами на большом экране, гуляла по ночам в свете неоновых огней торгового района и трепетала под пристальными взглядами других корейцев, направленными на нее, стоящую рядом с большим американцем с косматой бородой и в обтягивающих джинсах. В кои-то веки она чувствовала себя иной: преступной, особенной.

Все на полуострове считали, что в Америку ее привело обещание лучшей жизни. Избитое клише повторялось как мантра. Однако Роза знала истинную причину. Мать переехала потому, что у нее не было выбора.