Тобэ Нагуса вытащила кандзаси, которая скрепляла её пышные волосы. Это украшение, сделанное из костей животных, могло бы подойти как мужчине, так и женщине, но семь ракушек, обозначавшие союз семи поселений, были подарком Кае в честь того, что она унаследовала имя Тобэ Нагусы. Деревенские мастерицы кропотливо работали над ними, а после покрасили кандзаси киноварью — символом святой жрицы. Звон красного украшения успокаивал духов и служил молитвой о мире и процветании этой земли.
Поэтому кандзаси была символом королевы, которая ведёт за собой народ Нагусы.
— Кая… — почти беззвучно прошептала Киё, обо всём догадавшись.
Тобэ улыбнулась двоюродной сестре, взвалившей на себя непосильный груз, и сказала:
— Пора положить этому конец.
Она не знала, как Сану отреагирует на позднее предложение. Но это был единственный способ защитить мужчин и женщин, детей и стариков, леса и холмы… всю землю Нагусы.
Кандзаси в руках Тобэ Нагусы издала неуместно красивый звон.
***
Часы посещения в больнице уже давно закончились, кондиционер в фойе не работал, и воздух уже сейчас казался затхлым. Ёсихико бежал со станции со всех ног и теперь никак не мог высохнуть. Капли пота медленно катились под футболкой. Он в два счёта уговорил охранника у служебного входа впустить его, вбежал внутрь, но не сразу решился заговорить с Тацуей, который сидел, свесив голову, в фойе.
— Оно… — наконец произнёс он, переведя дыхание.
Тацуя медленно поднял голову, словно поднимаясь со дна глубокого моря.
— Хагивара… — на памяти Ёсихико лицо ровесника ещё никогда не было таким отчаявшимся. — Прости, что заставил приехать.
— Нет-нет, я пришёл по своей воле. Не бери в голову, — ответил Ёсихико нарочито бодрым голосом и сел рядом с Тацуей. — У меня сразу отлегло, когда ты сказал, что его жизни ничего не угрожает.
Тацуя кивнул, вздыхая.
Три часа назад Тацуя заехал по работе в одну мастерскую возле храма, и соседи рассказали, что его отец упал в обморок возле конторы. Почти сразу же Тацуя позвонил Ёсихико. Выслушав растерянного друга, Ёсихико тут же выехал в Вакаяму на поезде.
— Поверить не могу, что он получил тепловой удар… — пробормотал Тацуя. — Соседи сказали, что он с самого утра подметал на территории, потом чинил часовни… Наверняка за время работы ничего не пил, вот и…
Руки Тацуи вздрогнули. Узнав новость об обмороке отца, он наверняка испугался, что потерял ещё одного родственника.
Ёсихико опустил взгляд на пол и вспомнил, что пережил сам два года назад. Он хорошо знал, что такое внезапно потерять близкого человека, который, как казалось раньше, всегда будет с тобой.
— Я слышал, с возрастом тепловой удар получить легче, — вспомнил Ёсихико слова из какой-то телепередачи.
В ней говорили о том, что с возрастом кожа человека не так сильно ощущает жару, да и терморегуляция организма работает уже не так хорошо. Из-за этого одинокие пенсионеры порой забывают пить достаточно воды и чаще получают тепловые удары.
— Он был таким лёгким… — обронил Тацуя, не поднимая глаз. — Когда приехала скорая, я занёс его в машину и удивился, как мало он весит…
Именно тогда Тацуя впервые понял, насколько стар его отец. Он так долго спорил и ругался с отцом, отказываясь мириться, что никогда не замечал, что годы для всех идут одинаково. Пока не увидел лежащего на земле отца, он не замечал ни глубоких морщин на лице, ни пятен на руках, ни сухих ног. Вернее, просто не хотел замечать.
— Перед самой аварией сестра сказала мне, чтобы я попробовал поговорить с отцом по душам. Она столько сделала ради меня, а я до сих пор не выполнил эту просьбу… и испугался, что уже никогда и не выполню…
Если бы у него был не тепловой удар, а инфаркт или инсульт, Тацуя попрощался бы с отцом, так и не выполнив желание сестры.
Ёсихико заметил, что Когане тоже вошёл в фойе. Но лис сел вдалеке, видимо, поняв, что сейчас не до него.
— Ещё не поздно. Ты ещё сможешь выслушать своего отца.
Разумеется, Ёсихико не мог знать всех сложностей в семейных отношениях Тацуи, но сейчас отчётливо ощущал, насколько болит сердце и душа товарища.
— Я во всём обвинял отца. Сестра покупала мне всё снаряжение для бейсбола, с трудом отыгрывала роль моего опекуна, общалась с другими взрослыми, готовила мне полезную еду. Потом она попала в аварию, а я почти не пострадал… Во всём этом я винил моего отца… — Тацуя нагнулся к своим коленям и вздохнул. — Но он ни разу не обвинял меня после аварии. В тот день я отказался оставаться на ночь, сестра могла не подвозить меня… И всё же он меня не обвинял.
Скорее всего, это ещё сильнее укрепило упрямство Тацуи. Возможно, ему полегчало бы от обвинений. Они столько спорили, но именно в тот раз отец поступил по-отечески. Это раздражало Тацую, но он не мог в этом признаться и прятал чувства за грубостью.
Может, теперь на поверхность всплыла подавляемая с детства любовь к отцу?
Ему придётся посмотреть этим чувствам в глаза, если он действительно хочет поговорить с ним.