Лахудра

– Да, да, по человечески… – согласно кивнул Владимир Семенович. – Я поначалу к ним тоже по-человечески, жалел, утешал, увешивал. Но когда увидел, как они попадают сюда по третьему, по четвертому разу, как потом перекочевывают туда, – он махнул рукой за ограду из колючей проволоки, где находилось взрослое отделение диспансера, – а оттуда и дальше, в колонии, вот тогда-то я, милый мой, и уверовал в генетику, и в плохую наследственность. А было это еще в те дни, когда за эти науки очень просто можно было и с должностью распрощаться, и в тюрьму пойти. Суровые, что и говорить, были времена. А такого, как сейчас – не было. То, что происходит сейчас – это самая настоящая пандемия. Девяносто пять процентов наших с вами подопечных обречены. Да, да, они больны, серьезны больны, и наше общество с этой болезнью еще не научилось бороться. И, кстати, не только наше. И эта болезнь – не сифилис, не СПИД, не чума, а гораздо хуже – это распущенность, слишком раннее пробуждение половых инстинктов, тяга к запретному плоду.

– Мне кажется, вы противоречите сами себе, – возразил Владик. – еще недавно вы рассказывали мне о том, что необходимо лечить души заблудших, а сегодня…

– Лечить можно не только таблетками, но и клистиром, касторкой и кровопусканием, – отрезал Владимир Семенович и направился в корпус энергичным шагом, и оттого не расслышал или сделал вид что не расслышал последних плов оппонента:

– Этими средствами лечили в средние века…

* * *

Несмотря на свой относительно небольшой стаж, Владик считал, что достаточно хорошо разбирается в женщинах. За свою репортерскую жизнь ему пришлось повидать и совсем юных старух и молодящихся пенсионерок. Однако при первом взгляде на юную и стройную блондинку в белоснежном брючном костюме, он решил, что к ним случаем заехала какая-то столичная журналистка.

– Знакомьтесь, – сказала Марья Михайловна, – это мама Аничкиной.

– Лилиана, – сказала девушка с приветливой улыбкой, протягивая руку и непроизвольно стреляя глазами. Они с Куклой, которая сейчас дожидалась исхода разговора в коридоре, были поразительно похожи на двух веселых голубоглазых сестричек. Что-то общее было и во взглядах их, и в манере держаться, в посадке головы, в стандартных улыбках, которыми они щедро одаряли окружающих, в их одинаково рьяно накрашенных ртах, словом, было в них нечто такое, что позволило Владику сделать безошибочный вывод об их недвусмысленной профессиональной принадлежности к так называемой «группе риска».

– А это – воспитатель в группе, где занималась ваша дочь и эта… Котова.

– Ой, что вы говорите! Разве ж им педагог? Им надзиратель со «шмайссером» нужен! – непринужденно сиронизировала юная мама. – Как только вы с ними управляетесь?

– Да… по-разному… – сказал Владик, пожав плечами. Воспитываем помаленьку, лишь бы не мешали.

– Однако я до сих пор не понимаю, как вы могли допустить, чтобы моя Инночка находилась в одной палате с этими… с этой… – возмущалась Лилиана.

Владик подумал, что она имеет полное право возмущаться, недаром ведь девчонки говорят, что каждый ее визит на «дачу» превращается в настоящий праздник для персонала, все медсестры и воспитательницы после ее ухода благоухают французской косметикой. Однако сам Владик к парфюмерии был равнодушен и в пристрастиях объективен, а потому, набычившись, сказал:

– А чем, собственно, ваша дочь отличается от остальных наших пациенток? Она ведь сюда тоже, чай, не с насморком попала, – сказал и покраснел как мальчишка – он не любил и не умел грубить.

– Да видела уж я ваш контингент, за это время полностью, изучила, – махнула рукой Лилиана, – все они бандитки, пробу ставить некуда. И я требую, слышите? – она вновь повернулась к Марье Михайловне, – требую, чтобы к этой курве, извиняюсь за выражение, были применены самые строгие меры.

– Не волнуйтесь, она будет сурово наказана, – поспешила ее успокоить заведующая.

– Она уже третий день сидит в изоляторе, – добавил Владик, но этим только подлил масла в огонь.

– Чи-и-воо? – зло сощурилась Лилиана. – Это за разбойное-то нападение с применением технических средств? Вольно же вы УК толкуете!

– Никакого нападения не было! – запротестовал Владик. – Я сам дежурил в ту ночь и…

– Было! – схватив со стала рапорт, написанный Анной Петровной, Лилиана торжествующе потрясла им в воздухе. – Или вы хотите, чтобы я комиссию на вашу «дачу» напустила? А не пожалеете потом, граждане-начальнички? Короче, Марья Михайловна, либо вы эту Щипеню отдаете под суд, либо я нынче же пишу заявление на имя прокурора, что вы покрываете своих бандиток, ясно? – и она вышла из кабинета, гордо цокая каблучками. Кукла поспешила следом за нею. Взглянув на Владика, Марья Михайловна лишь пожала плечами.

Владик догнал их уже на выходе, придержал Лилиану за локоть. Она резко повернулась с брезгливой миной, которая тут же сменилась приветливой улыбкой.

– Ах, это опять вы… – сказала она таким тоном, будто всю жизнь мечтала об этой встрече.

– Да, я… хотел бы попросить вас об одном одолжении.