— Идем, — твердо сказала она. — Рядом с детской есть свободный уголок, там и будешь спать. Ох, эта ужасная избушка!
— Ты, наверное, сильно испугалась, увидев развалины? — спросил я, следуя за Тоддой и Эддой по рыночному ряду. — Не ожидала такого страшного зрелища?
— Да, испугалась. — Губы девушки задрожали, в глазах заблестели слезы, однако она мужественно попыталась улыбнуться. — Я не знала, что и подумать. До сих пор не знаю…
Я тоже не знал… Все трое шли впереди меня. Маленький Андерс, сидя на бедре у матери, с любопытством косился на новую знакомую.
— Я уже начал думать, что вы мне только приснились, — сказал я, — и вы, и то, как я жил Медведем среди вас. А теперь ты вдруг вышла из сна, настоящая и почти взрослая. Тут есть о чем поразмыслить.
Стало быть, и
— Куда подевался Медведь? — как-то поинтересовалась Лига. — Не приходит к тебе уже несколько дней… Постой, даже не дней, а недель!
— Да, — спокойно кивнула Бранза, как будто ее это совершенно не беспокоило. — В последнее время я его не видела. Наверное, подался в горы вслед за подружкой. Кто знает?.. В этом году в лесу развелось много медведей. Будь уверена, скоро наш приятель объявится опять.
В глубине души Бранза, однако, знала, что никогда не увидит второго Медведя, и так и случилось. Лига же, намеренно или нет, больше ни разу не упомянула о том, что его нет, как и о том, что он вообще был. Медведь полностью исчез из жизни Бранзы, и только память о нем хранилась в дальнем уголке сознания вместе с другими воспоминаниями, и яркими, и темными. Взрослея и превращаясь в молодую женщину, Бранза часто их перебирала…
10
— Я знаю, что мы должны сделать, — заявила матушка Рамстронг на следующее утро, сидя за ткацким станком. — Нужно сходить к госпоже Энни Байвелл.
— Вот как? — Эдда качала малыша Озела, пока его мать занималась работой. Она поднесла младенца к окошку и вгляделась в затуманенные синие глазки.
— Раньше ее звали Лечухой Энни, — пояснила Тодда.
— Лечуха? Как в сказках?
— Ну да. — Тодда рассмеялась. — Правда, она не имеет дела с травами и знахарством с тех пор, как разбогатела. Просто сидит в своем роскошном доме и носа на улицу не кажет. Может, она слыхала про твою страну. Сегодня с утра Давит отправился к Тизелу Вурледжу, хочет порасспросить его кое о чем. Ну а к госпоже Байвелл мы с тобой наведаемся сами. Вдруг да знает, каким волшебством тебя занесло к нам и как повернуть его вспять.
— Повернуть вспять? — переспросила Эдда. — Но я не желаю возвращаться обратно! По крайней мере сейчас. Я хотела бы чуть-чуть пожить, осмотреться — здесь полно всяких странных штук, которых нет у нас. — Выспавшись в мягкой постели, Эдда оценивала свое положение гораздо оптимистичней.
— Странное не обязательно означает хорошее, — мягко сказала Тодда. — И не всегда доброе.
— Все равно, странное — значит интересное, — возразила Эдда. — Не могу же я просто взять и вернуться к Ма и Бранзе, мне ведь даже рассказать им пока нечего!
— Хорошо, — кивнула Тодда, — подождем, пока тебе будет что рассказать. Заодно разберешься, что можно делать, а чего нельзя. Сейчас нам известно только то, что ты находишься здесь, а твоя семья — в другом мире. Пожалуй, я пойду с тобой, когда Андерс проснется.
— Малыш, кажется, не собирается спать, — заметила Эдда, энергично укачивая Озела. — Я могу сходить и сама, чтобы не отрывать тебя от работы.
Тодда удивленно подняла брови.
— У нас, в настоящем мире, не принято, чтобы девушка разгуливала по улицам в одиночку.
— Почему? Позавчера я совершенно свободно бегала по городу за этим… как его… мистером Вурледжем. Многие девушки, кстати, делали то же самое.
— Да, но позавчера был Праздник Медведя, единственный день в году, когда подобное дозволяется. Все остальное время ты можешь выходить из дома только в сопровождении другой барышни, а еще лучше, замужней женщины. Из-за этого мы с мужем прежде всего и заволновались, увидев, как ты стоишь посреди рынка.
— Как это скучно! — вздохнула Эдда. — А что делают девушки, у которых нет сестер?
— Ходят с матерями или подругами. Либо сидят дома. Ни одной барышне и в голову не придет выйти на улицу одной. Что скажут люди!
— А что они скажут?
— Станут кричать тебе вслед обидные слова — ну, знаешь, особенно парни. Назовут срамницей, может, даже бросят в тебя чем-нибудь — камушком или комком грязи, испачкают платье.
— Правда?
— Правда. Ты сама напросишься.
— И вовсе я не буду напрашиваться!