Лакомый кусочек. Постижение

Улица едва заметно шла вверх. Весь город широкой спиралью поднимается вверх по берегам озера, но, когда стоишь на тротуаре, кажется, что он совершенно горизонтален. Чем дальше от центра города, тем прохладнее, а здесь было к тому же и тихо, и я подумала: как хорошо, что Клара — особенно в ее теперешнем положении — живет вдали от центра с его жарой и шумом. Впрочем, сама она считала это чуть ли не изгнанием: свою первую квартиру они с мужем сняли недалеко от университета, но она очень скоро стала им тесна, и они переехали в северную часть города; впрочем, до настоящей окраины с современными коробками и припаркованными семейными «пикапами» они еще не добрались. Улица была старая, но не такая приятная, как наша: дома здесь были построены на две семьи — узкие, удлиненной формы, с деревянными верандами и крошечными садиками.

— Боже, ну и жара, — сказала Эйнсли, когда мы свернули к Клариному дому.

Миниатюрный газон перед домом давно не стригли. На крыльце лежала кукла с наполовину оторванной головой. Из детской коляски торчал большой игрушечный медведь, такой изодранный, что из него клочьями лезла набивка. Я постучала, и через несколько минут за стеклянной дверью появился Джо, взлохмаченный и усталый; он на ходу застегивал рубашку.

— Привет, Джо, — сказала я. — Вот и мы. Как Клара?

— Привет, заходите, — сказал он, пропуская нас. — Клара там, в саду.

Мы прошли весь дом насквозь; он был спланирован, как и все прочие подобные дома, — сначала гостиная, потом столовая, отделенная от гостиной при помощи раздвижной стенки, потом кухня; путь нам то и дело преграждали разбросанные по полу предметы; одни мы обходили, через другие перешагивали. Затем мы осторожно спустились по ступенькам заднего крыльца, покрытого лесом пустых бутылок (бутылки были разные — из-под виски, пива, молока, вина, а также детские рожки), и наконец обнаружили в саду Клару, сидящую в круглом плетеном кресле с металлическими ножками. Ноги она задрала на другой стул, а на коленях у нее сидело младшее дитя. Клара такая худенькая, что ей никогда не удавалось скрыть беременность даже на более ранней стадии, а сейчас, на седьмом месяце, она выглядела как удав, проглотивший большой арбуз. Ее головка, окруженная венчиком светлых волос, казалась еще более нежной и хрупкой, чем обычно.

— А, привет, — устало проговорила она, когда мы спустились с крыльца. — Привет, Эйнсли, молодец, что пришла. Боже, ну и жара.

Согласившись с этим высказыванием, мы уселись на траву — поскольку стульев не было — и сняли туфли. Клара тоже сидела босиком. Никто не знал, как начать разговор, поэтому все стали смотреть на ребенка; он скулил, а все остальные молчали.

Принимая Кларино приглашение, я решила, что она ждет от меня помощи, но теперь поняла, что помочь ей ничем не могу и что она, в сущности, не ожидала от меня ничего такого. Ей требовалось только мое присутствие. Я могла молчать как рыба: самый факт моего прихода уже немного рассеял скуку Клариной жизни.

Ребенок перестал скулить и загукал. Эйнсли срывала травинки.

— Мэриан, — сказала наконец Клара, — ты не возьмешь ненадолго Элен? Она все время просится на руки, а у меня уже руки отваливаются.

— Я ее возьму, — неожиданно сказала Эйнсли.

Клара отодрала ребенка от себя и передала его Эйнсли, приговаривая:

— Иди, иди, пиявочка. Мне иногда кажется, что у нее присоски на руках и ногах, как у осьминога.

Она откинулась на спинку кресла и закрыла глаза; теперь она напоминала мне какое-то странное растение, этакий клубень с четырьмя вялыми корешками и крошечным бледно-желтым цветком. Где-то на дереве верещала цикада, и ее монотонное стрекотание вызывало у меня неприятное ощущение в затылке — так иногда буравит затылок горячее солнце.

Эйнсли неуклюже держала ребенка и с любопытством заглядывала ему в лицо. Я подумала, что они очень похожи друг на друга. Ребенок глядел на Эйнсли такими же, как у нее, круглыми голубыми глазами. Из розового ротика текли слюнки.

Клара подняла голову, открыла глаза.

— Принести вам чего-нибудь? — спросила она, вспомнив, что мы у нее в гостях.

— Нет-нет, ничего не надо, — поспешно сказала я, с испугом представив себе, как она станет выбираться из плетеного кресла. — Может, тебе чего-нибудь принести? — Я чувствовала бы себя гораздо лучше, если бы мне поручили хоть что-то сделать.

— Джо скоро придет, — сказала она, словно объясняя свою бездеятельность. — Ну поговорите со мной. Что нового?

— Да ничего особенного, — сказала я. Мои попытки придумать, чем ее развлечь, ни к чему не приводили: разговоры о работе, о визитах, о нашей квартире только напомнили бы Кларе о ее собственной инертности, о том, что ей не хватает места и времени, о том, что день ее катастрофически перегружен пустячными заботами.

— Ты все еще встречаешься с этим милым молодым человеком? С этим красавцем? Не помню, как его зовут. Он однажды приходил сюда за тобой.

— Ты имеешь в виду Питера?

— Встречается, встречается, — сказала Эйнсли неодобрительно. — Он ее монополизировал.