Лампа в окне

— Понятно.

Понятного на самом деле было мало. Мы молчали. Становилось всё тревожнее. Сосед, видимо, это почувствовал и добавил:

— Я крючок не привязываю.

Ещё лучше. По спине потянуло холодом. Мужик снова вытянул снасть — стал виден беспомощно-пустой, завернувшийся спиралью кусок лески под грузилом — забросил повыше по течению и, помолчав, негромко произнёс:

— Думаешь, она не чувствует, когда ей рот крючком рвут?

— Кто? А, рыба? Ну, наверное…

Он, видимо, не слушал меня:

— Думаешь, она бьётся, потому что дышать нечем? А не потому что ты ей с крючком половину кишок вырвал? Человек, когда ему кишки наружу вышибает, тоже катается по земле. Иногда долго мучается. Рыба быстрее дохнет.

Когда размышления подобного плана высказываются незнакомым и, мало сказать, необычного склада человеком с ножом за поясом, машинально примеряешь их, эти самые выкладки, на себя. Мне элементарно захотелось побыстрее уйти. Но впереди была вода. Берег за спиной был крутым, а единственный пологий спуск перекрывал спокойно сидящий на корточках мой новый знакомый.

Пошарив по траве, я нащупал выловленную мной рыбу и вороватым движением отправил её в реку, в слабой надежде, что она оживёт и это несколько снимет возникшее напряжение. Лещик не оправдал моих ожиданий. Он улёгся на бок, уставился мутным глазом в небеса и медленно поплыл мимо мужика. Ситуации это не исправило, настроение не улучшилось. Проводив рыбу глазами, незнакомец сухо заметил:

— Зря только загубил. Лучше бы кошке отдал. У вас в корпусе кошка есть, её ещё один пацан постоянно мучает.

Повисла пауза. Меня прошибла новая мысль — в отличие от незнакомца, у меня под поплавком и грузилом был привязан крючок. Какая-нибудь шальная рыба вполне могла сдуру хватануть наживку. С моей стороны это будет выглядеть как вызов. Даже непременно будет.

Мой поплавок медленно ушёл под воду. Я закрыл глаза.

— У тебя клюёт.

Открывать глаза не хотелось, но пришлось.

Мир вокруг не изменился. Поплавок был по-прежнему под водой. Мужик сидел, глядя на прозрачно-зеленоватую воду.

— Ты чего, заснул? Клюёт же.

Он впервые повернулся ко мне. Глаза у него были неподвижными и как будто подёрнуты инеем.

— Уйдёт рыба. Ты же рыбу пришёл ловить. Ну, так лови.

Он произносил слова машинально, глядя сквозь меня. Я чувствовал, как на голове знобко шевелятся волосы. Тишина стояла такая, что даже река боялась её спугнуть и двигалась еле слышно. Туман был редкий, прозрачный, он почти не скрывал ни излучину реки, ни купы деревьев вдоль неё. На расстоянии, по крайней мере, километра от нас не было ни одной живой души. Я дал себе слово, что это последний раз, когда я пошёл ловить эту проклятую рыбу. Впрочем, всё и без того шло к тому, что это будет моя последняя рыбалка.

Я безвольно потянул удочку. Безуспешно. Удилище начало гнуться. Мужик смотрел сквозь меня. Я в прострации тянул удочку.

Со стороны, видимо, композиция была не слишком динамичной. Я пожаловался:

— Хрен его знает, что-то не идёт…

Не меняя выражения лица, он медленно потянулся к поясу. В руке у него оказался короткий кинжал с обрезиненной рукояткой. Я обмяк. Впервые сверху на нас глянуло солнце, кинжал брызнул в глаз острым зайчиком.

Я сидел с удочкой, согнутой в дугу. Он держал в руке кинжал. Оба не двигались. Он скрипуче сказал:

— Зацепился, наверное.

— Наверное.

— Либо в воду лезть, либо леску резать.

— Я слазаю.

Пожав плечами, он убрал кинжал и отвернулся к своему поплавку. Я скинул сандалии, завернул джинсы и полез в воду.

— Ты бы их не подворачивал, а снял, а то …

Раньше надо было говорить. Оскользнувшись, я сел в воду. По самую шею. Вокруг неторопливо текла река. Рядом кругами моталась удочка. С берега смотрел мой новый знакомый. Хотя какой он, к лешему, знакомый, я даже не знал, как его зовут. В его глазах впервые мелькнуло неясное глумливое выражение. Мелькнуло и погасло. Глаза снова подёрнулись инеем.

— Ты всю рыбу распугал.

Мне это нравится, рыбу ему распугали. Кто бы говорил. У самого даже крючка нет.

Зато есть нож. Я торопливо поднялся из воды, рассеяв вокруг водопад брызг, и со злостью рванул леску. Она лопнула с коротким стуком. Теперь и у меня была удочка, поплавок и грузило. А крючка не было.

Я выбрался на берег и встал, обтекая. Он равнодушно оглядел меня:

— Домой пойдёшь или тут обсохнешь?

Мне показалось, что ему не хотелось лишаться компании. Обижать его мне не хотелось.

— Тут посижу. Вернее, постою.

Просто так стоять было скучно. Чувствуя себя полным идиотом, я забросил удочку. Без крючка. Наши поплавки безмятежно покачивались на воде. Незнакомец молчал. Я осторожно покосился и наткнулся на его прямой взгляд. У него в глазах снова мелькнула искра.

— Забавный ты.

Забавный? Да не то слово. Обхохочешься.

Солнце начинало греть, одежда постепенно высыхала.

— Думаешь, я ненормальный?

Вопрос был неожиданным, как удар хулигана под дых. Я стоял и смотрел на свой поплавок.

— Чего молчишь?

Ни один из ответов, который приходил в голову, не казался удачным. Молчание затягивалось.