Ландскнехт шагает к океану

Красная от напряжения рожа Ганса выражала свирепую решимость хоть самому вылететь вместо пули и пронзить проклятый щит вместе с тем, кто за ним скрывается. Михель только и смог прошептать:

— Не подведи, малыш, только не подведи. Вмажь им в серёдку.

Волнение Ганса настолько передалось Михелю, что он совсем забыл про воздетый мушкет, так и стоял, нависая над Гансом.

— Проклятый дым! — в один голос возопили Ганс и Михель после выстрела.

Словно сжалившись над ними, налетевший порыв ветра отнёс пороховой клуб вглубь дома.

Михелева отметина в правом верхнем углу — смотри-ка, умудрился в щит попасть. Ганс на этот раз не подкачал: его пуля точно посерёдке, на уровне груди.

— Но щит-то стоит! Движется! И дырки-то не сквозные — пули не смогли прошить ворота.

— Ты, сволочь! Признавайся — ссыпал порох из патрона[60]

.

Михель вновь взялся за мушкет, загнал Ганса в угол, где тот испуганно съёжился, закрыв голову руками:

— Нет, Михель, клянусь тебе нет! Заряд был полным!

— Да ведь у тебя же левое плечо ранено и болит?

— Ужасно болит, но заряд я всё же полный забил! Посмотри, Михель, ведь и твоя пуля не пробила ворота.

— А ведь верно, — задумчиво и даже немного растерянно пробормотал Михель, а про себя добавил: «Смотри, дурак дураком, а как шкура начинает трещать — мигом сообразил, что к чему».

— Знаешь, они, наверное, окованы железом, — всё ещё отчаянно труся и не веря в своё спасение тараторил Ганс. — Сейчас многие хозяева так делают, мы же сами видели. Помнишь ту дверь, в деревушке, как её там... забыл, чёрт... на дрова всё не могли разделать.

— Что же нам делать? — совсем уже убито закончил Михель, забыв и про командование, и про авторитет.

— Может, тройной заряд пороха рискнуть?

— Чтобы пороховые газы через запальное отверстие выдавили тебе напрочь глаза или, того хлеще, мушкет разнесло во все стороны?

— Может, два раза попасть в одно и то же место? Вторая пуля обязательно пробьёт дыру.

— Ну ты совсем сдурел. У тебя хоть раз подобное получалось? То-то. В нашей бригаде только Кунц-Отшельник так может, и то через раз. Где ж мы тебе его достанем?

— Кто стрелял, куда, зачем? — вбежавший Макс, как обычно, не мог удержаться от обычного шутовства.

— Сидим, понимаешь, а тут ворота, понимаешь, мы стреляем, понимаешь, — кроме «понимаешь» речь Ганса обильно приправлялась ругательствами и всхлипами.

— Э, да он опять близок к истерике, — Михель, отойдя в сторону и не забыв бросить Максу: — Башку-то береги, зазря не высовывайся, — принялся заряжать мушкет.

Речь Ганса всё более теряла членораздельность.

— Пора его отвлечь хоть чем-нибудь, — Михель устремив выразительный взгляд на Ганса и, не переставая прибивать заряд, кивнул на его мушкет.

Ганс понял этот немой приказ и, оборвав свою речь на полуслове, рванул свой шомпол, едва не сломав. Пока они перезаряжали, Макс ещё раз подошёл к окну.

— Ноги, — неожиданно не к месту произнёс он.

— Что ноги? — недовольно проворчал Михель.

— Ноги у него чуть-чуть торчат из-под щита. Башмаки. По ним и бить надобно.

— Ай да молодец, — Михель готов был расцеловать товарища. Ведь Макс, сам того не сознавая, вернул Михелю уверенность, вернул командирство. Макс даже не сообразил, что сейчас наиболее удачный случай вырвать командование у Михеля, самому стать лидером. Впрочем, Макс всегда довольствовался и был доволен вторыми ролями. Армия, как, впрочем, и всё остальное, на этом и держится — кто-то отдаёт приказы, кто-то слепо их исполняет.

— Макс, к окну! — в голосе Михеля явно было поболе металла, чем свинца в его мушкете. — Ты в левый башмак, я в правый. Сейчас мы его стреножим.

— Ребята, а башмаки-то Мельхиоровы, — Макс и здесь оказался зорче всех.

— Да ну, — удивился Ганс. — Содрали верно, да вместе с кожей и ногами.

«Как они могут в такой момент отвлекаться на всякие глупости. Цель-то у нас ну совсем крохотная и постоянно исчезает под нижним краем шита. Представляю, как ему трудно, движется еле-еле, постоянно останавливаясь и переводя дух».

А история-то была занятная. Таких башмаков не было точно ни у кого в армии. И башмаки эти едва не поставили крест на судьбе 4М и 4Г.

МЕЛЬХИОРОВЫ БАШМАКИ

XIII

Использовав временное затишье, 4М и 4Г отправились на вольный промысел. На казённых харчах недолго и ноги протянуть, посему приработок необходим как воздух. Официально всё было в порядке — вышли на фуражировку. Ох уж эти фуражировки — людей в них полегло да пропало бесследно гораздо больше, чем в крупных битвах.

В расставленную ими западню въехала роскошная, как им на первый взгляд показалось, карета. Сундуки, понимаешь, на крыше и запятках. Разгоревшиеся в ожидании поживы глаза не хотели замечать, что и карета давно просит ремонта, и ливреи кучера и лакеев — дрянь, и лошади, еле тащившие колымагу, — всего-навсего клячи, хоть и с расчёсанными хвостами и лентами в гривах. Наконец, в конвое всего 3 кирасира[61], даже без офицера — это в прифронтовой-то полосе.

Хотя дьявол сейчас разберёт, где более опасно, вся империя — один сплошной театр военных действий, безо всяких кулис.