Ланселот и Гвиневра

– Вот, хорошо, – подбадривал ее Сергей. – Допивай, я тоже сейчас хлебну и быстренько вниз. Тут больше нечего делать – пропадем. Ничего, под горку веселей пойдет, живо доскачем.

– Я никуда не пойду.

Рев ветра наполовину заглушил ее слова, и Сергей легко убедил себя в том, что ослышался. Он налил в свою кружку чай и наслаждением глотал темную горячую жидкость. Инга все так же сидела, не шевелясь, уже не раскачиваясь, и густой снег быстро превращал ее в неподвижного белого истукана. Сергей вдруг почувствовал сильное раздражение от того, что не может видеть ее глаз, скрытых за широкой солнцезащитной маской с зеркальным напылением.

Допив чай, он быстро убрал в рюкзак термос и обе кружки, опираясь на ледоруб, с трудом поднялся на ноги.

– Все, Инга, пошли. Сидеть больше нельзя, надо двигаться, а то совсем занесет.

– Я никуда отсюда не уйду.

Несколько секунд он молча стоял, растерянно глядя на нее сверху вниз, потом вновь опустился на колени, резким движением поднял ей маску на лоб.

– Инга, ты чего? Надо идти, идти вниз. В такую погоду нас никто не найдет, никто не поможет. Понимаешь? Надо самим, надо торопиться, скоро совсем затянет, тогда и к лагерю не выйдем.

Ее взгляд был устремлен прямо на Сергея, но она явно его не замечала; в широко открытых глазах читались покой, умиротворение и какая-то грустная мечтательность. Колючие снежинки с силой впивались в лицо, больше не защищенное маской, но, казалось, не доставляли ей никакого неудобства. Его так испугали эти глаза – широко распахнутые, немигающие, не реагирующие на летящий в лицо снег, – что он потрясенно замолчал, больше не находя слов.

– Я никуда не пойду. Мне хорошо здесь. Мне наконец-то хорошо. Я останусь. А ты иди, иди, не мешай мне, я хочу быть одна, – и она легонько подтолкнула его в грудь.

Вместе с внезапно пробежавшим по спине ознобом Сергей ощутил первые признаки подступающей паники. Конечно, он слышал истории о том, как жестоко порой обходится с человеком высотная гипоксия, слышал о галлюцинациях и неадекватном поведении, рассказывали даже, как один вроде бы опытный альпинист при сложном восхождении на Памире чуть не угробил всю связку, резко рванувшись спасать женщину, плачущую и зовущую на помощь «вон за тем камнем». Но все эти истории случались на гораздо более серьезных высотах, а здесь, на Эльбрусе, самыми тяжелыми симптомами горной болезни у тех, кого она настигала, оставались головная боль, тошнота, слабость и отсутствие аппетита.

Удерживая Ингу за плечи, Сергей быстро огляделся. Видимость упала практически до нуля; сквозь пургу не проглядывались даже темные очертания скал Ленца; следы, которые он оставил подходя к Инге, оказались почти заметенными и исчезали прямо на глазах; в окружающем мире пропали понятия «право» и «лево», «восток» и «запад», лишь крутизна склона указывала одно возможное сейчас направление – вниз. До хижины на седловине отсюда было значительно ближе, чем до лагеря, но этот вариант больше не рассматривался. Приют находился на высоте пять триста, а состояние Инги требовало немедленного спуска, – горная болезнь достигла у нее той стадии, при которой вполне могла перейти в стремительно развивающийся отек легких или мозга.

– А ну, не дури! – перекрикивая ветер, Сергей сильно встряхнул Ингу за плечи. – Вставай, мы уходим.

Он перехватил ее подмышками и резко потянул вверх. Она вновь сделала слабую попытку оттолкнуть его.

– Не дури, сказал!

Ему с трудом удалось поставить Ингу на ноги и, обхватив за талию, осторожно повести вниз.

Вскоре Сергей потерял чувство времени, так же как еще раньше потерял ориентацию в пространстве. Он знал, что с каждым шагом они сбрасывают высоту, и этого было достаточно. И он уже не думал о направлении, потому что у него оказались заботы поважнее: местами склон становился круче, местами они, как слепые, упирались вдруг в торчащий из снега валун, иногда вместо плотного фирна под ногами оказывался глубокий снежный наддув, или наоборот, участок голого льда. В такие моменты ему приходилось быть особенно внимательным, помогая Инге преодолеть все эти нехитрые препятствия.

Инга молчала и больше не пыталась сопротивляться, шла, слегка привалившись к Сергею плечом, послушно меняла направление, когда приходилось обходить препятствие или опасное место. Но стоило ему остановиться для отдыха и чуть ослабить хватку, как она тут же безвольно оседала, стремясь вновь опуститься в снег. Иногда они валились с ног вместе, – когда Сергей терял равновесие, Инга, не пытаясь его поддержать и по-прежнему прижимаясь плечом, лишь ускоряла падение. И каждый раз на то, чтобы подняться на ноги, поднять Ингу и продолжить движение уходило все больше времени и сил. Чувствуя, как по всему телу разливается тяжелая отупляющая усталость, Сергей гнал от себя мысли о том, что такими темпами они вряд ли доберутся до лагеря засветло.