К амбару подошел гурт чьих-то овец. Парень далеко отогнал их. Затем прибрела пестрая телка, и ее отогнал. И опять боролся с дремотой. Парня послали как раз в то время, когда он пришел с улицы и собирался лечь спать. Вспоминая теперь о постели, он клевал носом, но тут же вздрагивал и снова принимался курить.
Летние ночи коротки. На востоке чуть-чуть бледнела полоска рассвета. Уже пели в который раз петухи. Дул изредка ветерок. От крыши амбара к церкви косым полетом мелькнула тень летучей мыши. Бледно светили звезды, а из четвертого общества все еще доносились звуки гармошки и песни.
«Это Мишка», — подумал парень и зевнул.
В амбаре было тихо. Митенька и Лобачев, которые все о чем-то спорили, теперь, наверное, уснули.
«Не забыл ли милиционер сменить меня?» — подумал парень и принялся ковырять вилами землю. Вилы, взятые «на всякий случай», казались ему необычайно тяжелыми.
«Брошу и уйду, — вдруг решил он, снова преодолевая дремоту. — Что я, нанялся им? И тятька тоже. Шел бы сам, если наш черед по караулу. Брошу вот…»
«Брось, брось, — пронеслось у него в голове, — милиционер тебе бросит. Сам сядешь в амбар».
«Ну да, за что? Он-то дрыхнет теперь, а я сиди. Мне завтра на работу».
«Приказано — карауль!» — строго сказал второй голос.
От угла соседней мазанки вышел человек в халате. Воротник закрывал ему голову. В руках — железная лопатка. Человек направился к парню. Тот обрадовался, но для острастки крикнул:
— Кто?
— Караульный, — ответил человек, приостанавливаясь. — Смена.
— Ты построже тут! — наказал парень и быстро направился домой.
Человек в халате посмотрел парню вслед и, когда тот совсем скрылся, быстро зашел с задней стороны амбара. Подтянувшись на руках к окошечку в стене, шепотом окликнул:
— Дядя Митя!
В окошке показались два острых глаза.
— Племяш?!
— Держи-ка. Две доски от угла ломай. А я тут лопатой.
— Как ты угодил сюда? — принимая в окошечко лом, удивился Митенька.
— Когда сменяли караул, я неподалеку стоял, подслушал. Милиционер придет сменять караульщика через полчаса. Спички дать?
Снаружи чуть-чуть было слышно, что делалось в амбаре. Лобачев, дрожа от испуга, светил спичками.
— Остальные где? — не переставая орудовать ломом, спросил Митенька.
— Стигней с Авдеем в комнатушке сельсовета. Минодора и дочь Стигнея в кооперативном амбаре. Прокоп в колокольне. Юху на перевязку отвезли.
— Эх, Варвара, Варвара, — вздохнул старик.
— А ты свети, — прошептал Митенька. — У тебя, племяш, там скоро?
— Готово.
— У меня тоже.
— Деньги я тебе, дядя, передам, а хлеб в мешке. Мешок под амбаром Сотина. Левый угол возле камня.
— Баба моя где?
— Встретит тебя в Сиротине. Хотела мешок с собой захватить, я отсоветовал: кто знает, куда тронешься. Вдруг по этой дороге погоня?
— Лезь, старик, — шепнул Митенька Лобачеву.
— Сам сперва, — вдруг отступил тот, — я после.
— Боишься? Хуже не будет.
— Может, не надо? Небось не убьют?
— Тебя-то — нет, дадут десять, а мне… мое дело — умри, не выдавай. Лезь!
— Ты уж…
— Ну, прощай! Не увидимся, смотри-ка, больше.
Скоро из-под амбара показалась голова. Лез Митенька лицом вверх, задел грудью за бревно, потом ухватился руками, и скоро сухое тело его вынырнуло. Лишь рубаха на груди треснула.
— Брось пиджак… Пиджак забыл! — крикнул он Лобачеву.
— А я? Митрий, я — то? — заметался вдруг Лобачев, оставшись один в амбаре.
— Пиджак подсунь, черт, и сам лезь.
— На, на! Только погоди меня.
Но Митенька не стал дожидаться, когда Лобачев выберется. Взяв у племянника деньги, он, крадучись вдоль мазанок, зашагал к амбару Сотина. И только нагнулся, нащупав возле камня мешок, как тишину прорезал отчаянный вопль:
— А-я-ай!
Сразу взвыли собаки в соседних дворах. Митенька замер. Крик снова повторился. Походило, будто кто-то давил человека. Мороз пробежал по спине. Догадался: это кричит оставшийся в амбаре Лобачев. И тут же, вслед за криком, на всю улицу раздалась страшная ругань:
— Ах, сволочи! Караульщик, эй… караульщик!
Митенька узнал голос милиционера.
— Ты, толстый дьявол, что же, видать, застрял тут? Э-э-эй, карау-у-ульщик!
От испуга Митенька едва вскинул мешок на плечи.
«Бежать, бежать…»
Один за другим грохнули выстрелы. Снова взвыли собаки, кажется, теперь уже во всем селе. Из мазанок и сеней начали выскакивать люди. Как сумасшедший, еще не зная, в чем дело, выбежал Мирон. Был он босой, в одной рубахе и подштанниках. Вприпрыжку промчался мимо Митеньки к церкви. Тот упал в тень амбара. Навстречу Мирону, распахнув шинель, с наганом в руке несся милиционер. Он так кричал, будто за самим кто-то гнался.
— Стой! — заорал он на Мирона. — Ты кто?
— Я это, я, свой, — испугался тот, и оба побежали в конец села.