Ларочка

— Поле, русское по–оле… — пропела, входя, Галка. Увидев незнакомого, да еще «упакованного» мужика, она добавила к «сопрано» еще и покачивание бедер.

— Дорогая, сходи за сольцой. — Тут же осекла ее хозяйка праздника. Та, глядя на пачку «Экстры» на краю стола, понимающе улыбнулась, и стала закуривать, ища взглядом свободный стул.

— А что касается полей, Карапетушка, то вот, посмотрите на него.

Все посмотрели на вошедшего Волчка, и он невольно потемнел под взглядами.

— … утверждает, что на, допустим, Бородинском поле мы не победили, а проиграли. Поте–ери у нас были больше, позицию мы бросили после всего, столи–ицу оставили, мол, военная наука все это зовет поражением. Но всем же понятно, что это ерунда собачья. Великая победа, есть великая победа.

— Причем здесь Григол Ашотович? — Тихо проныл Карапет

Волчок развернулся и вышел вон.

— Захвати там соль. — Крикнула Галка сквозь клуб выдыхаемого дыма.

— Он не вернется. — Сказала Лариса. — Придется тебе сходить самой.

— О, Милок сходит. — Вывернулась машинистка, показывая на вошедшего серба. Ей хотелось задать какой–нибудь затравочный для знакомства вопрос незнакомцу в дорогом костюме, но Лариса с помощью мелких, но непрерывных манипуляций уводила ее с удобной позиции.

— А что это мы тянем? — Спросил Милован, вертя в руках бутылку джина «гордон».

— Без соли, Слава, нельзя.

— Это текилу пьют с солью, Галочка.

— Вы любите текилу? — Наконец прорвалась машинистка, но в ответ на этот вопрос Гарик тоже отделался пожатием плеч.

— Он просто меня выживает. — Почти бесшумно вздохнул Карапет.

— Пусть идет ко мне. — Сказала Лариса, увидев, что в комнату вернулся Волчок с тарелочкой соли. — Пусть твой Григол идет ко мне. Будет читать про Прохоровское поле.

Волчок поставил блюдце и снова вышел. Прокопенко вздохнул ему вслед, ему хотелось уйти, но не было повода. Энгельс положил в рот еще один кусок сервелата. Это он был пособником травли Волчка. Причем, без всякого злого умысла, просто в силу энциклопедического склада ума. Волчок, чувствуя, где располагается в конторе интеллектуально–моральный центр, разумеется, потянулся к нему, будучи человеком страшно в себе неуверенным. Выросши полусиротой при сильной матери, впадал в панику, когда его не гладила по головке успокаивающая женская рука. Он хотел попасть в ларочкин круг, но войти в него желал на правах не желторотого паренька, желал, чтобы его приняли, как носителя независимого, критического ума. Поэтому он все время лез с ехидными комментариями, особенно, когда его об этом не просили. Заявил, что битву при Бородино мы проиграли, «ведь Клаузевиц…». И Энгельс устроил ему форменную, детальную, исчерпывающую порку тем самым Клаузевицем наотмаш. Парень был повержен и как мыслитель и как патриот.

Лариса гордо улыбалась ему в несчастное лицо, гордясь своим Энгельсом. Тот равнодушно вздыхал. Человеку, знающему истину, всегда кого–нибудь жалко.

— А, правда, что текилу делают из кактусов? — Наклонилась Галка к гостю.

— Ага, — кивнул много попивший и повидавший Милован, — а джин из можжевельника.

Энгельс попытался приступить к своему обычному занятию.

— Не совсем из кактусов, это голубая агава…

— Молчи, энциклопедия, молчи как грусть. — Оборвала его Лариса. — Я хочу поднять тост. За те встречи, что иногда происходят в метро.

Все выпили, даже Карапет Карапетович. Но вместо закуски, он наклонился к хозяйке и спросил.

— А вы, правда, можете взять Григола Ашотовича к себе?

— Я вас когда–нибудь бросала в беде, Карапет?!

— Наша главная беда случилась в пятнадцататом году, и тогда нас бросили все.

Но никто не услышал этих слов.

После джина стали пить коньяк. Кто–то уходил, кто–то приходил, разговор становился все громче. Галка ткнула немым пальцем в шкаф, подразумевая остальную часть комнаты, мол, а как они, Голубь с Воробьем?

— А я сейчас растормошу эту голубую агаву! — Лариса решительно встала, и вышла на сопредельную территорию. Вместе с рюмкой коньяку.

— Мы вам не мешаем?

Птичьи люди синхронно замотали головами, нет, нет, нисколько.

— Тогда, может быть, вы к нам присоединитесь, у меня такое событие.

Снова синхронное качание голов, нет, нет, спасибо.

Лариса вернулась к себе, встреченная восхищенными взглядами, и прысканьем зажатых ртов. Уже через несколько минут, с сопредельной территории началась тихая эвакуация. Благо, до окончания рабочего дня оставалось совсем немного времени.

Гарик, до сего момента сидевший почти молча, встал, и сказал Ларисе, что хотел бы сказать ей несколько слов. Галка вздохнула, как бы признавая поражение. Милован стал откупоривать последнюю бутылку, какой–то вискарик.

Лариса, держа пальцами правой руки сигарету, пальцами правой рюмку, проследовала за ограду. Гарик смущался. Она смотрела на него победоносно, уверенная, что в ее силах прекратить его мучения, какими бы они ни были.

— Знаешь, я давно хотел с тобой поговорить.

— Лучше не здесь, пойдем в коридор.