Читаем Ларс фон Триер. Интервью: Беседы со Стигом Бьоркманом полностью

В молодости я видел такие прыжки в каком-то документальном фильме и подумал, что было бы здорово попытаться самому сделать что-то в этом духе. Особенно с этакого огромного строительного крана, который похож на доисторическое чудовище. Забавная деталь: через два года после того, как мы сняли фильм, я получил письмо от одного парня, который предложил мне снять его прыжок на тарзанке с Эйфелевой башни.

Интересно было работать над началом и концом фильма, а вот заниматься серединой оказалось намного скучнее. Ведь интрига имеет чисто теоретический характер. Речь идет о мужчине по имени Фишер, который преследует другого мужчину, преступника Гарри Грея, идет по следу и постепенно настолько проникается судьбой того, кого преследует, что перенимает черты его личности. Он впитывает «преступную стихию» Гарри Грея и делает ее своей. Это интересная мысль, но не самая лучшая идея для фильма. «Преступный элемент» больше похож на литературу, чем на кино. И по большей части его обстановка и атмосфера интереснее самого действия. Мне кажется, что средняя часть фильма оказалась наименее удачной — в отличие от завязки и развязки.

Но где-то именно в этой средней части главная героиня спрашивает Фишера: «Ты веришь в добро и зло?» Не об этом ли большинство твоих фильмово борьбе между добром и злом?

«Веришь ли ты в добро и зло?» Черт, лучше бы я попросил ее промолчать. Но конечно же, именно в этом суть многих моих фильмов и в этом же суть и смысл моей жизни. Я был воспитан с мыслью не верить ни в добро, ни в зло. А в то, что все имеет свое объяснение. Не существует абсолютных крайностей вроде добра и зла, есть ошибки и недоразумения. Религия не сыграла роли в моем воспитании, а ведь добро и зло — любимые понятия религии.

Фишер — это тип гуманиста, которых я часто делал центральными фигурами своих фильмов. И вся их жизнь катится в тартарары! Он исходит из того, что добра и зла не существует, — однако они присутствуют в фильме, в высшей степени. Но кто их представляет — люди или природа, этого я не могу сказать.

Вопрос о добре и зле — из разряда базовых, тем более о нем лучше не распространяться.

На этот вопрос Фишер отвечает так: «Я верю в ра-дост ь».

Да-да, именно так. Снимая эту сцену, мы в шутку спрашивали: «Кто такая эта Джой ?» Ну да, он говорит, что верит в радость, но произносит это с чудовищно

1 Joy (англ.) — радость.

серьезным выражением лица. В фильме-то нет и намека на радость.

Как ты готовился к съемкам «Преступного элемента»? Форма, стильты что-нибудь планировал заранее?

Еще бы! У нас была раскадровка, которой мы следовали до мельчайших деталей, весь фильм смонтирован по предварительному плану. Почти никаких изменений не вносилось. Мы работали по принципу «eye-scanning». Это когда оцениваешь, на какой части кадра в той или иной сцене фиксируется зрительский взгляд, и в следующей сцене направляешь его туда же — чтобы не блуждал при просмотре, а сразу устремлялся в нужную точку.

В конце Фишер говорит: «А теперь вы можете меня разбудить». Ты рассматриваешь весь фильм как сон?

Нет, скорее это проекция гипнотической грезы. Все начинается в Каире, где Фишера гипнотизирует толстый врач с обезьянкой на плече. Наверное, это была идея Тома Эллинга. Он очень любит смотреть мультфильмы и решил: раз мы в Египте, то у врача на плече должна сидеть обезьянка. Она была довольно надоедливая, все время подпрыгивала и при первой возможности пыталась нас укусить.

Но как ты относишься к идее фильма как сновидения?

Существует немало популярных теорий, которые считают, что кино приближено к снам. Я же воспринимаю кино и сны как два совершенно разных средства передачи информации, если можно их так назвать. Кино так же далеко от снов, как и от реальности. Представляет ли собой кино нечто среднее — это вопрос. Существуют фильмы, в которых угадывается ощущение сна. «Ночь охотника» Чарльза Лоутона, например.

Но сказать, что кино сродни снам, — упрощение, заходящее слишком далеко.

В итоге «Преступный элемент» попал на фестиваль в Канны, где получил приз «за лучшую технику». Ты остался недоволен таким результатом.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное