Ларс фон Триер: Контрольные работы. Анализ, интервью. Ларс фон Триер. Догвилль. Сценарий

Рассказчик: В ту минуту, когда Грэйс подняла тяжелые шторы и поток света хлынул в полутемную комнату, она почувствовала, что почти напугана собственной инициативой. Потому что вид, открывшийся ее глазам, был не просто великолепен. Огромное окно располагалось так, что сквозь него можно было узреть саму сущность романтического пейзажа. Ни одно место в городе не давало возможности увидеть леса и горы такими. Ни с одной точки не открывался такой живописный и даже драматичный вид на пастбища, отступавшие под напором отвесных голых„скал. Только из этого окна зеленый цвет, преобладавший в пейзаже, открывался во всем богатстве. Деревья на переднем плане были будто нарисованы кистью художника, и казалось, что контуры лесного массива вдали возникли по чьей-то причуде, а тревожно-задумчивые скалы, завершающие волшебную панораму на заднем фоне, были будто высечены богами с Олимпа Веры! Грэйс стало стыдно за свою наглость. Как тяжело не видеть это великолепие!

Грэйс опускает глаза. Джек просто сидит, кивая.

Джек МакКей: А вас не обманешь, Грэйс. Я уверен, вы давно заметили, что эти шторы не слишком хороши, и пришли к заключению, что это оттого, что ими не так уж часто пользуются.

Грэйс: Простите меня. Не знаю, зачем мне понадобились ваши

шторы.

Джек МакКей: Да бросьте! Вы правы! Вид действительно хороший, даже чарующий, а этот свет... Давайте, задавайте свои вопросы, и покончим с этим раз и навсегда. Почему человек, страстно любящий свет, закрывает окно шторами? Или нам необходимо пройти через унизительную беседу, во время которой вы будете вынуждать меня посчитать сосны на склонах, — и я, разумеется, скажу вам, что их двадцать, хотя любой другой не увидел бы больше пяти, — и таким ловким образом вы выведете меня на чистую воду?

Грэйс: Мне ужасно жаль, мистер МакКей. Я не имею права так вмешиваться в вашу жизнь. Не знаю, что на меня нашло...

Джек МакКей: Да, я слеп, мисс Грэйс! Теперь вы счастливы? У меня не просто плохое зрение, я не близорук, я слеп! А сейчас оставьте меня, пожалуйста, я хочу побыть один. И не трогайте шторы. Для меня больше не имеет значения, открыты они или задернуты. Я повесил их для того, чтобы ни один лучик света, который я еще мог различить, не проник в эту комнату, раз уж все цвета и краски жизни покинули меня навсегда.

Грэйс: Мне так стыдно...

Грэйс собирается уходить. Она действительно расстроена тем, что натворила. Она делает несколько шагов, затем оборачивается и бросает последний взгляд на комнату. Смотрит в окно.

Грэйс: Я понимаю, почему вы повесили шторы, правда. Последний луч... он только что исчез. Теперь эти цвета невозможно описать...

Джек МакКей сидит, кивая головой. Он печально улыбается. Грэйс с нежностью смотрит на него.

Джек МакКей: В Швейцарии это называется «альпенглюнен». Это свет, который отражается от высоких пиков после того, как солнце скрывается за горами. Поэтому я и назвал так свою улочку. Впервые я увидел этот свет тридцать лет назад. Я выбрал это место и сам вставил окно. Оно выходит на восток, но не для того, чтобы наблюдать рассвет, как многие могли бы подумать, нет, он слишком бледен! Оно предназначалось для последнего луча. А теперь и он исчез.

Грэйс: Нет, не исчез. Он все еще там, даже если вы не можете его видеть. Неужели одна только мысль об этом не ободряет вас? 

Джек МакКей: Все кончено... Грэйс, и не вернется обратно...

Грэйс: Он все еще там, говорю вам. Он такой же чудесный, каким вы его запомнили. Мягкий свет сосен, тени западных пиков, падающие на горы...

Джек МакКей: Прошу вас, не надо...

Грэйс: Но это ваш вид, и он все еще выглядит по-прежнему. Теперь пики стали абсолютно красными. Сосны вдалеке такие же темные, как скалы. Небольшой водопад будто замерз. Теперь всю долину заволокло тенью. Все это принадлежит вам, потому что вы первым нашли этот вид.

Джек МакКей тихо плачет, обхватив голову руками. Грэйс смотрит на него и затем тихо выходит.

14

Ранняя весна. День

Появляется надпись:

«СЦЕНА, В КОТОРОЙ ЖИТЕЛИ ДОГВИЛЛЯ СНОВА СОЗЫВАЮТ СОБРАНИЕ».

Все сходятся на собрание в молельный дом.

Рассказчик: По молчаливому согласию жители Догвилля шли на собрание в молельный дом спустя две недели после появления прекрасной беглянки в их городе. Грэйс стояла рядом с Томом и смотрела, как они собираются. Грэйс была спокойна, в глубине души она уже давно знала, что сегодня в последний раз видит эти лица, ставшие такими знакомыми. Против нее было, по меньшей мере, два голоса — при том, что для решения ее судьбы хватило бы и одного-единственного.

Том: Милости просим, добрые жители Догвилля. Две недели прошли, наступило время объявить ваш вердикт.

Миссис Хенсон (глядя на Грэйс): Разве она должна быть здесь, пока мы обсуждаем?

Том: Когда Грэйс появилась в нашем городе, она даже не пыталась скрыть от нас свою беспомощность, несмотря на опасность. Для нас нет опасности в том, чтобы быть такими же открытыми и сказать ей в лицо, что мы изгоняем ее.