Латекс

С. с каждым днем становилась Хозяйкой все больше. Но при этом она желала быть рабыней. Вот что так роднило нас, и это неудивительно, – мы желали довлеть и подчиняться, пороть и быть выпоротыми, мучить и мучиться, приказывать и выполнять приказы, брать и умолять, испытывать боль и удовольствие одновременно.

Мы не давали друг другу спуска и перерыва. Зажимы, на соски обоим, грузики тоже. Вибраторы, горячий воск и, конечно, плеть или флоггер. Постоять в колодках пока твои ягодицы обрабатывают плетью, а соски держат грузики на весу, постоять на распятии под флоггером, а то и походить на четвереньках лошадкой с плагом с хвостиком и ударами стеком по чувствительным местам – все одинаково. Разница только в том, что я использовал свой член, а она страной.

Я много слышал о поведении Тона-мужчины и Боттома-женщины, о Хозяине и рабыне, о безоговорочном послушании и безграничной власти. Либо наоборот – Хозяйке и ее рабе. Но не слышал и не видел равных отношений.

У нас было именно такое. В те минуты, когда я брал в руки плеть или свечу, защелкивал на ошейнике ее шеи карабин, чтобы потащить за собой, как собачонку, или прикреплял наручники на распятии, я был Хозяином, и С. безоговорочно подчинялась, но, получив свою порцию наказания и удовольствия, мы менялись ролями и удовольствиями.

Когда ты Топ и Боттом не в разные дни, а в течение одного вечера, когда, прикрепляя зажимы на ее груди, чувствуешь боль от таких же зажимов на своей, когда твой собственный зад горит, в то время как ты порешь ее…

 – это совсем иное ощущение, словами его не передать. Мы не просто две половинки, созданные друг для друга, но словно человек и его отражение, если не знать, где оригинал, а где отражение, можно запутаться.

Я знаю, что С. чувствовала то же. Знаю, что ни с кем другим она так вести себя не могла. Как не мог и я.

Едва ли та, которой я увлекся, была на такое способна. Едва ли вообще поняла бы такое поведение.

Линн поняла, что это о Фриде…

Сначала шел текст, от которого хотелось плакать. Густав раскрепощал строгую Фриду почти так, как это делал Ларс с самой Линн. Только Ларс не мог спрятать лицо за маской, все же Линн напросилась к нему в замок под видом журналистки, пишущей о берсерках, а Густав сообразил так сделать, чем подкупил Фриду основательно. Садист под маской куда эффектней просто садиста, и подчиняться тому, чьего лица ты не видишь, и с кем не знакома легче. Это Линн не прочитала в тетрадях Густава, это она знала от самой Фриды.

Таинственный незнакомец, лица которого она не видела, вытворял с Фридой что хотел, она соглашалась на все. И когда он, наконец, открыл лицо, делая предложение, она не испугалась. Возможно, если бы они тогда поженились, Густав был бы жив. Но решающий шаг отложили до каких-то лучших времен, а потом Фрида осознала, что даже с Густавом не может быть рабыней, и ушла от него.

У Густава сложилась новая пара с Бритт, потому именно она сейчас вдова.

Но как же у них с Бритт? Ведь Густаву была нужна нижняя, способная в мгновение ока превратиться в Хозяйку. Неужели?..