Лавка древностей. Часть 1

Подкрѣпившись немного, они отправились въ пустую конюшню, гдѣ долженъ былъ состояться спектакль. Публика уже стекалась туда со всѣхъ сторонъ. Все освѣщеніе этого импровизированнаго зала состояло изъ десятка свѣчей, натыканныхъ на обручъ, который былъ привѣшенъ на веревочкѣ къ потолку. Установили сцену; весельчакъ спрятался за занавѣской, а господинъ-мизантропъ, поигравъ на свирѣли, — съ такимъ усердіемъ, что у него даже духъ захватило, — сталъ впереди сцены около самаго занавѣса, собираясь отвѣчать на всѣ вопросы и замѣчанія Полишинеля. Онъ разсыпался передъ нимъ въ самыхъ горячихъ выраженіяхъ любви и преданности, увѣрялъ его въ своемъ безграничномъ къ нему довѣріи, восхвалялъ передъ публикой его доблести: онъ, молъ, не смотря ни на какія обстоятельства, всегда такой же веселый и остроумный, какимъ вы его видите теперь; жизнь его проходитъ въ безпрерывныхъ удовольствіяхъ и славныхъ подвигахъ. Все это Кадлинъ произнесъ безстрастнымъ тономъ, какъ человѣкъ, который примирился съ своей горькой долей и не ждетъ ничего хорошаго отъ жизни. Во время репликъ Полишинеля онъ медленно обводилъ глазами публику, стараясь подмѣтить, какое впечатлѣніе ихъ игра производитъ на всѣхъ слушателей вообще и на хозяевъ таверны въ особенности, такъ какъ ихъ ужинъ, болѣе или менѣе, зависѣлъ отъ успѣха представленія.

Въ сущности ему не о чемъ было безпокоиться: каждое слово Полишинеля сопровождалось взрывомъ хохота и громкими рукоплесканіями. Добровольныя приношенія сыпались со всѣхъ сторонъ. Больше и громче всѣхъ смѣялся старикъ. Нелли же ничего не видѣла и не слышала: бѣдняжка такъ устала, что тутъ же свалилась головкой на плечо дѣдушки и заснула крѣпкимъ сномъ. Какъ ни старался старикъ разбудить ее для того, чтобы и она позабавилась спектаклемъ, онъ не могъ этого добиться.

Ужинъ былъ прекрасный, но Нелли не прикасалась кънему, такъ она была утомлена. Однако, не смотря на усталость, она не отходила отъ старика до тѣхъ поръ, пока онъ не летъ въ постель. Онъ такъ привязался късвоимъ новымъ знакомымъ, что забылъ рѣшительно обо всемъ на свѣтѣ и готовъ былъ сидѣть съ ними и слушать ихъ бредни безъ конца. Къ счастью, они сами вскорѣ поднялись съ мѣста и ушли, зѣвая, въ свою комнату. Тогда и онъ поплелся за внучкой наверхъ.

Имъ отвели на ночлегъ чердачокъ, надвое раздѣленный перегородкой. Но они и этимъ были довольны и за него благодарили Бога. Старику что-то не спалось, онъ безпокойно ворочался съ боку на бокъ, наконецъ позвалъ внучку и попросилъ ее посидѣть около него: она часто это дѣлала со времени его болѣзни. Когда онъ заснулъ, она пошла къ себѣ за перегородку и отворила окошечко — узенькое-преузенькое, точно щель въ крышѣ, какъ бы прислушиваясь къ царившей вокругъ тишинѣ. Видъ старой церкви, залитой луннымъ свѣтомъ, окруженной безмолвными могилами и темными, тихо перешептывавшимися между собой деревьями, навѣялъ на нее грустныя мысли. Она затворила окно, сѣла на кровать и задумалась: что имъ предстоитъ впереди, когда у нихъ не будетъ денегъ?

Она захватила съ собой изъ дому нѣсколько серебряныхъ монетъ и одинъ золотой — все ихъ богатство. Когда и этихъ денегъ не станетъ, придется просить милостыню. Она рѣшила сберечь золотой на всякій случай и не тратить его до послѣдней крайности, мало ли какую службу онъ можетъ имъ сослужить. Она зашила его въ платье и, нѣсколько успокоившись, легла въ постель и тотчасъ же заснула.

XVII

Нелли проснулась, едва только лучъ восходящаго солнца, такой же ясный, какъ ея чистая дѣтская душа, заглянулъ въ ея маленькое окошечко. Въ первую минуту, когда она открыла глаза и увидѣла, что провела ночь въ такой необычайной обстановкѣ, она испуганно вскочила на ноги, недоумѣвая, какимъ образомъ, заснувъ наканунѣ вечеромъ въ своей комнаткѣ, она попала на чердачокъ, но мигомъ вспомнила обо всѣхъ приключеніяхъ предшествовавшаго дня и начала одѣваться.

Утро было чудное. Дѣдушка еще спалъ и она воспользовалась свободнымъ временемъ, чтобы прогуляться по кладбищу. Тихо бродила она по зеленой муравѣ, сбрасывая ногой капли росы, блестѣвшія какъ брилліанты на свѣженькихъ листикахъ, и часто сворачивала въ сторону, въ густую высокую траву, не желая ступать по могиламъ. Ей доставляло какое-то особенное удовольствіе останавливаться около каждой гробницы и читать надписи.

Тишина здѣсь была невозмутимая, какъ и подобаетъ въ мѣстѣ послѣдняго успокоенія человѣка. Лишь грачи, гнѣздившіеся на верхушкахъ громадныхъ деревьевъ, оглашали повременамъ воздухъ своимъ пронзительнымъ крикомъ.