Лавочка закрывается

— Наверно, во мне еще жив сыщик. Сойдите еще на несколько ступенек, — распорядился Макбрайд. — Попробуйте еще на одну.

Заслышав шум, Йоссарян оцепенел. Это был какой-то зверь, набирающая силу ярость живого существа, злобный рык опасного, потревоженного животного, ворчание, которое с самого начала переходит в протяжный рев. Потом послышался страшный гортанный хрип, потом он почувствовал возбужденную дрожь проснувшейся мощи и топот ног, меняющих направление движения там внизу, где он не мог видеть. Потом к первому зверю присоединился второй; может быть, их было три.

— Спуститесь еще на одну ступеньку, — прошептал Макбрайд.

Йоссарян покачал головой. Макбрайд легонько подтолкнул его. Носком ноги Йоссарян коснулся следующей ступеньки и услышал резкий звук, похожий на скрежет металла по камню и царапанье металла по металлу; эти шумы быстро нарастали до дьявольского крещендо какой-то катастрофической разновидности, а потом внезапно, словно бы без всякого знака, хотя эти знаки беспрестанно накапливались, последовал грохот, взрыв, яростное и ужасающее безумие пронзительного лая и оглушительного рева, неистового скока мощных лап, стремительно несущих вперед отпущенное на свободу кровожадное исступление; вдруг, будто кто-то из милосердия застопорил лязгнувшую цепь, движение вперед было пресечено — отчего Йоссарян испуганно подпрыгнул, — а потом раскатистые звуки, словно издаваемые субстанцией огромной баллистической массы, прокатились по сгустившемуся мраку, отдаваясь в обоих концах помещения, в котором они находились. А дикий гвалт внизу стал еще свирепее, разбушевавшиеся бестии вымещали свою ярость на прочных оковах, из которых теперь бешено рвались со всей своей сверхъестественной силой. Они рычали и выли, они ворчали и огрызались. А Йоссарян напрягал слух в безумном, необъяснимом желании услышать больше. Он знал, что никогда больше не сможет пошевелиться. Как только ом смог пошевелиться, он, затаив дыхание, бесшумно сделал шаг назад и оказался на площадке рядом с Макбрайдом; он нащупал руку Макбрайда и вцепился в нее. Йоссаряна бил холодный озноб, а еще он знал, что с него капает пот. Его охватило головокружительное, страшное предчувствие, что сердце его захлебнется и остановится, что артерия в его голове разорвется. Он знал, что может придумать еще восемь причин своей мгновенной смерти, если только не умрет до того, как перечислит все. Грубая ярость свирепой страсти, бушевавшей внизу, казалось, стала постепенно стихать. Дикие монстры поняли, что упустили его, и он с облегчением слушал, как невидимые опасности идут на убыль и как, смиряясь, эти неизвестные плотоядные существа внизу, волоча за собой цепи, пятятся назад в темные берлоги, откуда недавно устремились на ускользнувшую от них жертву. Наконец, наступила тишина, последние звенящие звуки слились в мягкий звон, похожий на звон колокольцев, а потом растворились в затихающей звучной мелодии, которая странным образом напоминала ритмичную, навязчивую балаганную музыку какой-то далекой, одинокой карусели, а вскоре и этот звук оборвался тишиной.

Он подумал, что теперь знает ощущения человека, которого разрывают на куски. Он дрожал.

— Что вы об этом скажете? — вполголоса спросил Макбрайд. Губы его были белы. — Они всегда здесь. Это происходит каждый раз, когда касаешься этой ступеньки.

— Это запись, — сказал Йоссарян.

Несколько мгновений Макбрайд не мог произнести ни слова.

— Вы уверены?

— Нет, — сказал Йоссарян, сам удивившись той внезапной догадке, которую только что высказал. — Слишком уж достоверно, правда?

— Что вы имеете в виду?

Йоссарян не имел сейчас ни малейшего желания говорить о Данте, Цербере, Вергилии или Хароне или о реках Ахероне и Стиксе.

— Может быть, оно там для того, чтобы отпугнуть нас.

— Могу вам сказать, что оно до смерти напугало того наркомана, — сообщил Макбрайд. — Он был уверен, что галлюцинирует. Я всем, кроме Томми, внушил, что так оно и было.

Потом они услышали новый шум.

— Слышите? — сказал Макбрайд.

Йоссарян услышал скрежет колес на поворотах и посмотрел на основание противоположной стены. Откуда-то из-за нее доносился ослабленный расстоянием и преградами, приглушенный звук несущихся по рельсам колес.

— Подземка?

Макбрайд покачал головой.

— Слишком далеко. А что вы скажете, — задумчиво продолжил он, — о русских горках?

— Вы сошли с ума?

— Может быть, это тоже запись, — гнул свое Макбрайд. — Почему это такая уж сумасшедшая мысль?

— Потому, что это не русские горки.

— Откуда вы знаете?

— Я думаю, русские горки я бы узнал. Прекратите разыгрывать из себя сыщика.

— Когда вы в последний раз катались на русских горках?