Лаврентий Берия. Кровавый прагматик

Режим секретности фактически создавался примерно по образу и подобию американского Манхэттенского проекта. Там тоже он был сильный. Американцы старались сохранить от немцев, потом они признались и от СССР, чтобы работы были засекречены. А мы от американцев, в первую очередь, чтобы американцы не знали, что у нас атомной бомбы нет. Потому что еще в 1947 году Молотов заявил официально, что секрета атомной бомбы нет. И это усилило режим секретности. Было принято решение – город Саров окружить колючей проволокой. В 1947 году в июне месяце объект был взят под охрану войсками внутренних дел, полк внутренних дел прибыл. Это делалось постепенно, естественно. Чтобы город окружить, 56 километров окружность, нужно время. Два-три года строилась полоса, потому что надо было вырубки делать в лесу, просеки и так далее. А всех жителей не выпускали. Как за зону взяли, только в исключительных случаях. Ученые ездили в командировки в Москву, и то в небольшом количестве. Со всех, кто принимался на объект, брали подробную подписку, что нельзя говорить. А нельзя было говорить практически ничего. Переписка контролировалась военной цензурой. Были даны условные адреса. Продукция, которую должен выпускать КБ-11 объект, она была зашифрована под реактивные двигатели. Это было сделано специально, поскольку Берия курировал не только атомный проект, но и создание реактивной техники, управляемых снарядов. И даже постановление Совета Министров СССР по КБ-11 было создать объект, конструкторское бюро по конструированию реактивных двигателей. Хотя постановление специального комитета, там, конечно, говорилось правильно – по конструированию атомных бомб.

Но решения специального комитета, возглавляемого Берией, они никуда не направлялись. А постановления Совмина направлялись и в другие министерства. Поскольку много министерств других привлекалось к работам по созданию атомной бомбы, то шифровалось не только само изделие – реактивные двигатели, но взрывчатые вещества, как горючее для реактивных двигателей и так далее. Была целая система подобрана. Жителям никому ничего рассказывать было нельзя. Действовал указ об ответственности за разглашение государственной тайны от июня 1947 года. Минимальный за разглашение срок восемь лет. С 46-го по 50-й год за разглашение сведений об объекте было привлечено к уголовной ответственности шесть человек. В основном люди, которые разгласили сведения, будучи за пределами города. Был, например, арестован и посажен секретарь нашего первого директора Зернова. Он, правда, работал в Москве, но поехал в отпуск, его не ограничивали, он в городе не жил. И в отпуске разгласил, чем он занимается. Его посадили.

Вот характерный пример начальник ОКСА, некий Любченко. Он до этого был замдиректора по строительству крупных машиностроительных заводов. Дал подписку. Как начальник ОКСА проводил работу среди подчиненных, что нельзя разглашать. Сам расписывался на всех приказах. Но однажды, будучи в Москве, рассказал, чем он занимается на важном объекте, – все. Восемь лет получил.

А вот среди ученых никого не было, кто бы разгласил. Кто был привлечен к ответственности. Ученые, такие как Зельдович, Сахаров, они потом в воспоминаниях все много писали. Они знали, что дали подписку, и чувствовали ответственность. И никогда – ничего. Журналист Губарев, когда встречался с Зельдовичем уже, когда вроде времена прошли, все никак не мог ничего выпытать его о бомбе, как он работал, как чего. Все тот считал себя обязанным давнишними последствиями. Жители города в строгости были до 53-го года. Были только коллективные выезды на колхозные рынки в Мордовию, в Дивеево на рыбалку, и все. Ну, просто под контролем режимных работников, чтобы никто никуда, никому ничего не проболтался. В 53-м году разрешили выезжать в отпуска. Но полная свобода на выезд и въезд в город была только предоставлена в 66-м году. Когда выдали уже зональные пропуска, в любое время можно было уезжать. То есть двадцать лет ограничения были.

А на работе это, конечно, было жестко – только с начальниками секретами делиться, ни с кем из посторонних. Отделы, рядом работающие, не должны были знать, чем занимаются соседи. То есть делай свое дело – никому, ничего. Сдал, получил документы, сдай вовремя, не оставлять нигде. Тут, конечно, тоже были репрессии тем, кто нарушали. Например, Сахаров делал доклад на научном совете о своем новом изобретении – взрыволет так называемый. И когда чертежи все снял, положил на окно, задернули шторы, и когда уходили – их забыли в зале. Два дня лежали чертежи за шторами, а потом пришла уборщица убираться и обнаружила. Ну, народ дисциплинированный – доложили в первый отдел и в отделение КГБ, конечно, как положено. Было большое разбирательство, хотели даже заводить уголовное дело. Но в связи с тем, что никто посторонний не ознакомился, ограничились выговорами. Правда, Сахарову выговора не было, а начальнику первого отдела – его вообще сняли, понизили до замначальника отдела.