Особенностью ждановского круга было наличие собственной идеологии, которая соответствовала духу времени и знаменитому сталинскому тосту «за русский народ». По воспоминаниям Никиты Хрущева, сам Андрей Жданов жаловался ему на ущемленное положение РСФСР и русских вообще в составе Союза ССР. Русский народ спас советскую власть, усеяв трупами путь до Берлина, а теперь деревни погибают от голода, бабы впрягаются в плуги, молодежь бежит в город.
В отличие от всех других союзных республик, нет ни компартии Российской Федерации, ни Академии наук России, ни российского союза писателей, нет даже своей столицы. Еще один мотив, близкий всем ленинградцам, тоже восходит к сталинским словам, сказанным на знаменитом параде в ноябре 1941 года о том, что Красную армию вдохновляют на победы в частности знаменитые полководцы старой России, которые в учебниках 1930-х годов выставлялись царскими сатрапами, – Александр Суворов, Михаил Кутузов, Федор Ушаков. Ждановцы считают имперское время частью советского исторического наследия.
Поворот в идеологии, начавшийся еще в конце 1930-х годов не без участия Андрея Жданова, отразился в программных фильмах «Суворов», «Петр Первый», «Александр Невский», «Иван Грозный». В качестве главного произведения русской литературы теперь рассматривают не «Мать» Максима Горького, не «Что делать?» Николая Чернышевского, а «Войну и мир» Льва Толстого.
К концу войны идет ползучая реставрация монархических нравов. Наркоматы становятся министерствами, красные командиры – офицерами. Вводится раздельное обучение в школах, форменная одежда, мундиры для разных ведомств, открываются офицерские собрания, осторожно и частично реабилитируют православие. Эта тенденция особенно сильно воплотилась в Ленинграде, результатом чего стали два сенсационных постановления 1944 года. Тридцати улицам исторического центра возвращались дореволюционные названия. Проспект имени 25 октября снова стал Невским, а улица имени 3 июля – Садовой. Беспрецедентно решение о полном восстановлении практически полностью разрушенных Большого Петергофского и Большого Царскосельского дворцов.
Такое соединение личной и идеологической близости ждановцев не могло не начать тревожить Сталина. Поговаривали, что они не только хотят вернуть столицу России в Ленинград, но между собой любят повторять такую шутку: раньше в Политбюро пахло чесноком (было много евреев), а теперь шашлыком (стало много кавказцев). Эта дурацкая присказка могла быть отнесена не только к Лаврентию Берии и Анастасу Микояну, но и к самому Иосифу Сталину. Антикавказские настроения в годы войны усилились. Было модно упрекать народы Кавказа в том, что они недостаточно охотно сражались с немцами и незаслуженно хорошо живут. Поэтому потенциально подобные шутки могли быть опасны.
Берия умел хранить личные симпатии и антипатии при себе, но Жданова он открыто не любил. Это отношение отражается и в словах его сына, Серго:
Пожалуй, самой одиозной фигурой в сталинском окружении был Жданов. Он ревновал любого человека, который в тот или иной момент был близок Сталину. Как никто другой, он буквально рвался в наследники диктатора. Серый кардинал в окружении Сталина – так, наверное, будет точно. Именно он идеолог массовых репрессий в стране. Он ведь не только продвинулся на репрессиях, но и намерен был идти в буквальном смысле по трупам и дальше. Страшный человек!
Жданов олицетворял тот тип руководителя, который Берия ненавидел – коммунистический демагог, начетчик, не умеющий дело делать, высокопоставленный образованный болтун. Совсем как те грузинские коммунисты, которых он в свое время с удовольствием пытал и расстреливал.
Историки, особенно в хрущевское время, любили связывать трагедию ленинградских партийцев с интригами Лаврентия Берии и Георгия Маленкова. Несомненно, эта пара относилась к ждановцам с плохо скрываемой ненавистью. Но, конечно, судьбу ленинградцев решал сам Сталин.