Лазурный рассвет

Все удалось завершить до обеда, Даша настояла на том, чтобы провести фотосессию как можно раньше и из-за жары, и из-за утреннего света, который здесь был какой-то особенный. Она использовала и португальский стиль старого Гоа, и индийские детали, умело их совмещая. Это было не так уж и трудно, потому что их, восточный и европейский, слило воедино само время, создав уникальную атмосферу. Коллекция Франческо, даже с некоторой обидой за Степана признала Даша, выглядела здесь более эффектной. Может быть, просто потому, что итальянцу была присуща легкость и непринужденность, данная от рождения, и этой самой непринужденности и легкости всегда, с точки зрения Жени как стилиста, не хватало соотечественникам. Даша обратила внимание на то, что Свирин расстроен и попыталась его утешить несколькими ободряющими фразами, но они его, как и внимание подруги, не воодушевили.

— Знаешь, Даша, мне, когда я смотрю на вещи Доминико, кажется, что стоит все мои потуги бросить к чертовой матери, — сказал он.

— Даже не думай! — возмущенно откликнулась она.

— Ты просто меня утешаешь… Это делать вовсе не обязательно, я все вижу собственными глазами. Я слишком, наверное, претенциозен и слишком хочу выглядеть в своих работах европейцем. А этого нет и быть не может. Мы ведь родились не на берегах Средиземного моря, где все другое — даже краски. И ничем это не восполнить. Пожалуй, перейду я лучше на пастельные тона. Пусть у следующей коллекции будет сдержанная северная гамма.

— Почему бы нет? — Даша пожала плечами. — А насчет итальянцев ты прав. Они совсем иначе видят мир. И что тут удивительного? Я как-то даже слышала, что древние греки вообще видели другие краски. Взять хотя бы гомеровское «фиалковое море». Это как? А мы вечно смотрим на унылые, грустные, монотонные пейзажи. Даже летом у нас нет тех оттенков, которые дарит их солнце. Но и оно ничто по сравнению со здешним, если ты это заметил. Так вот, в нашем родном городе вообще мрачно, кругом все оттенки серого и черного. Брр… Поздняя осень просто меня угнетает, когда облетает даже та убогая, сохранившаяся листва. Откуда взяться у русских художников такому взгляду, как у итальянцев или испанцев? Исключено!

— Это точно. Знаешь, когда я был в Армении, то просто поразился цвету Арарата. Он оказался и в самом деле сиренево-лиловым, в розоватой дымке, как на полотнах Сарьяна, которые я считал чистой выдумкой.

— Ну вот! Видишь, сам все понимаешь! Так используй действительно северную сдержанность и…

— А! — махнул рукой Степан. — Характер у меня другой. И темперамент. — Он покосился на Дашу, ожидая, что та продолжит тему, но она его надежд не оправдала.

— Интересно, — вдруг сказала она, — а этот Измайлов, художник, поселившийся на Гоа, с которым Инесса решила сделать интервью, он поменял свой взгляд?

— Тоже мне Гоген на Таити! — пожал плечами Степан. Он всегда ревниво относился к чужому творчеству и, если и признавал за человеком талант, как, например, в случае с Доминико, все равно находил в нем какие-нибудь изъяны.

— А мне интересно. Кстати, придется картины снимать, а это трудно. Не моя область. Может быть, у него найдутся готовые слайды?

— Может, и найдутся, но Инесса наверняка захочет эксклюзив, то, что еще нигде не публиковалось. Так что приготовься морально. Когда собираешься приступить?

— Завтра. Прямо с утра договорились. Вы будете на пляже греться, а я потеть на съемке.

— Хочешь, я с тобой поеду?

— Нет. Ты будешь меня отвлекать.

— Но мне самому интересно посмотреть его работы.

— Нет, — еще раз твердо повторила Даша, и Степан повернулся и ушел с оскорбленным видом.