Лебеди летят над тайгой

Как-то вечером на одной из улиц Имана, возле низкого деревянного дома с открытыми окнами мое внимание привлек горячий спор. Я стал прислушиваться, но не сразу понял, в чем здесь дело. Почти у каждого спорящего простая русская речь была пересыпана какими-то странными чужими словами. Я подошел ближе к раскрытому окну.

— Слово имеет товарищ Иванов, — сказал полный мужчина с бритой головой, в военном кителе без погонов и с двумя орденами. — Только по существу. — Он стряхнул за окно пепел с папиросы.

Иванов. Мне остается, товарищи, сказать совсем мало. Корневала наша бригада неплохо. Но если бы товарищ Кислицын более внимательно к нам относился, мы бы закончили прошлый сезон с превышением плана... Принесли мы ему на приемочный пункт чистый сипие, так он почему-то определил в третий класс.

Кислицын.

Ты принеси тантаза, но здоровый тантаза, — я ему первый класс присвою.

Иванов (с горячностью). А разве наш сипие был больной? Он был здоровый, плотный, семьдесят три грамма, с утолщенным телом, с хорошими двумя ногами... Какой же он больной?

Кислицын. Зачем же подпаивал, раз здоровое тело? Не надо было подпаивать.

Иванов. Это еще не доказано, что подпаивал!

Кислицын. Мне доказывать много нечего. Я как только погляжу на корень, так сразу вижу, что он поеный!

Председатель.

Я прошу без реплик, — так мы собрание до ночи не закончим.

Иванов. Перебивают, товарищ председатель, сло́ва сказать не дают... Вот так и на приемке. Кислицыну говоришь — такому женьшеню «экстра три нуля» присвоить надо, а он смеется и зачисляет в третий класс... Никита Иванович подтвердит.

Никита Иванович. Ты меня, молодой человек, в свидетели не выдвигай. И не огрызайся, прислушивайся к критике, наматывай на ус, что тебе старшие, опытные люди говорят. Понял?

Иванов (несколько стушевавшись). Наша бригада предполагает в июле выйти в тайгу. План, спущенный нам из Заготконторы, обязуемся выполнить с превышением. Пожалуй, у меня всё...

Никита Иванович. Ты бы сразу так и сказал, Петя, а то крутишь-вертишь...

Иванов

(пожимая плечами). Никита Иванович, так я ж...

Председатель (встает из-за стола, поправляет китель, гасит папиросу). Подведем итоги, товарищи. Претензии Иванова к приемщику я считаю необоснованными. Слов нет, сипие, который вы, товарищ Иванов, в прошлом сезоне сдали, интересный. Возможно, он бы попал в первый класс, если бы вы, товарищ Иванов, более внимательно отнеслись к транспортировке...

Кислицын. Надо корневщикам почаще в инструкции заглядывать.

Председатель. Правильно! От большой радости, что нашли сипие, у вас, товарищ Иванов, видимо, голова закружилась. Не хватило у вас необходимой выдержки и при выкопке корня. Оторвали конец мочки и, вместо того чтобы устлать конверт землей, взятой из-под корня, вы прибавили туда соседней земли, недостаточной влажности. А после, когда спохватились, то решили подпоить корень — окунули его в воду, чтобы он стал потверже. Приемщик, обнаружив это, правильно поступил, что оставил корень лежать до утра. Вода испарилась, и на теле сипие появилась дряблость. Вот вам и третий класс! За такую нечестность я бы вашему сипие четвертый класс присвоил.

Иванов (не очень громко). Не было этого, Федор Васильевич.

Председатель.

Прошу не перебивать. Советский корневщик — это не старый искатель-одиночка, имевший дело с перекупщиками. Советский корневщик должен болеть за честь своего коллектива, своей бригады. Одно дело — цифровое выполнение плана, другое — не менее важное — качество. На весь мир славится наш советский, уссурийский корень жизни. Нельзя этого забывать как при поиске, так и при выкопке и транспортировке. Кроме того, вы, товарищ, Иванов, не любите критики. Не здесь ли кроется причина ваших недостатков? Именно здесь. Недаром чугуевцы собираются отобрать у нашей конторы переходящее красное знамя.

Никита Иванович. Долго собираться будут...

Иванов. Верно, Никита Иванович...

Председатель. Могут и отобрать. Итак, товарищи, план мы обсудили. Бригады укомплектованы. На двадцатое июля назначим выход в тайгу. В этом году дело осложняется еще и тем, что от сбора семян женьшеня приходится временно отказаться. Значит, нужно добыть побольше корней.

С чувством сожаления, что мне не удалось попасть к началу собрания, я вошел в дом и представился директору Заготконторы — Федору Васильевичу Нечитайло.