Лебединое лето

Стук о стену на миг прекратился — только для того, чтобы начаться вновь. Сара давно привыкла к этому звуку, но сегодня он казался особенно громким. Девочка обнаружила, что вспоминает — именно таким было первое движение Чарли после долгой болезни: беспокойное подергивание ногой. Слабое движение, под одеялом и не разглядишь — но сегодня от него, похоже, трясется весь дом.

— Только не говори, что ничего не слышишь, — горько сказала Сара сестре. — Не понимаю, как вы все умудряетесь столько времени врать, что не слышите, как Чарли стучит о стенку.

Нет ответа.

— Ванда, ты спишь?

Тишина.

— Никогда не понимала, как людям удается взять и заснуть, когда им вздумалось. Ванда, ты что, правда спишь?

Не дождавшись ответа, девочка натянула простыню на голову и опять отвернулась к стене.

Глава 9

Чарли лежал в своей постели, по-прежнему постукивая ногой в стену. Он не спал, глядя в потолок, где двигались ночные тени. Засыпание всегда давалось ему нелегко — а сегодня к тому же раздражала пижама: от нее оторвалась одна пуговица, и заснуть было совершенно невозможно. Перед тем, как пойти спать, он показал тете Вилли пустовавшее место от пуговки — но та только похлопала племянника по плечу и сказала: «Ступай, я завтра пришью». И опять отвернулась к телевизору, где показывали какую-то викторину.

— Нет, вы посмотрите только, — бормотала тетя себе под нос. — Опять угадать не могут! Ну и бестолковые же у нас знаменитости! — Она нагнулась к экрану и крикнула, будто участники могли ее услышать: — это же Клэрк Гейбл[5]! — И снова себе: — Неужели трудно догадаться? Человек, работающий в бюро — это клерк! Отгадка — Клэрк Гейбл!

Чарли потрогал ее за плечо и опять попытался было показать ей пустую петельку на пижаме.

— Чарли, я же сказала — завтра пришью, — отмахнулась тетя.

Он вернулся в кухню, где Сара красила в раковине свои оранжевые кеды.

— Слушай, отстань, пожалуйста, — сказала сестра. — Я не могу сейчас отвлекаться. Мэри, прекрати смеяться над моими кедами.

— Не могу, они такие огромные… Сара вытащила кед из раковины, подцепив его двумя ложками.

— Сама знаю, что огромные. Но лучше бы ты отговорила меня красить оранжевые кеды голубой краской. Ты посмотри, что вышло. Согласись, более мерзкого цвета ты в жизни не видела.

— Соглашаюсь.

— Могла бы, между прочим, не соглашаться так быстро. На пакетике с краской теперь должны указывать, что в этот цвет запрещается красить оранжевые предметы. Предупреждение, так сказать.

— Напишут обязательно.

— Только писать надо как можно крупнее. Глянь, какой ужас получился. У такого поганого цвета должно быть поганое название.

— Оно и есть. Умбра[6].

— Как?

— Умбра.

— Мэри Уэйсек, ты это сама выдумала.

— Вовсе нет. Цвет так называется.

— Никогда не слышала слова, которое бы лучше описывало действительность. Умбра. Это же вылитые кеды цвета умбры, так ведь? — Сара плюхнула мокрые кеды на газетку. — Они просто — Чарли, не путайся под ногами, а то я заодно и тебя покрашу!

Он отступил на шаг, все еще держа в руках пижамную курточку. Бывали в жизни мальчика минуты, когда он никакими усилиями не мог обратить на себя внимание близких. Он поймал Сару за руку — но сестра стряхнула его ладошку.

— Чарли, у меня для тебя ничего нет, ни пуговицы, ни чего другого. Иди, наконец, спать.

Грустный и обиженный, он поплелся к себе в комнату и лег в постель. Пальцы его как бы сами собой нашли пустую петлю от пуговки; мальчик невротически растягивал ее и дергал, пока ткань не начала рваться, и тогда он стал расширять разрыв пальцами, так что в конце концов от пижамы спереди оторвалась и повисла целая полоса. Сжав оторванную полоску в кулаке, Чарли смотрел в потолок.

Был час ночи, Чарли пролежал без сна уже три часа.

Снаружи послышался странный шум — и мальчик впервые отвлекся от своей пижамы. Он прекратил стучать ногой о стену и сел в кровати, глядя в окно. В кустах кто-то шевелился, Чарли видел, как колышутся ветки.

Он разжал кулак, выпуская рваную ткань, и вцепился в подоконник: ему показалось, что сквозь листву медленно скользит белый лебедь. Воспоминание о плавной красоте птиц на озерной глади неожиданно наполнило его радостью.

Чарли встал и подошел к другому окну. Послышалось кошачье мяуканье, и белый кот Хатчинсонов нырнул в приоткрытую дверь — но Чарли не обратил на него никакого внимания. Перед его глазами потрясающе четко рисовались образы лебедей, и мальчик даже предположить бы не мог, что видел всего-навсего кота.

Неустанно ища лебедя взглядом, он прижался лицом к стеклу. Белизна прекрасных птиц, их безмолвное великолепие слишком сильно впечатлили его, и теперь мальчик страстно желал снова оказаться у озера, сидеть в высокой траве и кормить лебедей хлебом.

Неожиданно ему подумалось, что лебедь за окном прилетел его искать. С блаженной улыбкой Чарли вернулся к кровати, сел и медленно обул тапочки. Он вышел в коридор, слегка шаркая ногами по линолеуму, и добрел до гостиной — но никто не услышал шума его шагов.