Лёд

Холод – жара, холод – жара. Проснувшись около полуночи, я скорчился на койке и то закутывался в тонкое больничное одеяло, то скидывал его на пол. Холод – жара, холод – жара. Пик выворачивающей суставы боли, и всё по-новой: холод – жара, холод... И так несколько часов подряд. От таких температурных перепадов мог растрескаться и камень, только вот организм человека покрепче. Из некоторых вообще гвозди можно делать. Мне до такого совершенства далеко, поэтому немного забыться сном удалось только ближе к утру. И то сон этот больше походил на бред. И ни суета медперсонала, меняющего пропитанные мазями повязки, ни громогласные распоряжения Долгоносова, ни приложенная ко лбу влажная тряпочка не могли меня окончательно разбудить.

Сон – замечательная вещь, сон без кошмаров хорош вдвойне. У сна есть лишь один недостаток: рано или поздно человек просыпается. Или это его достоинство? Пожалуй, всё зависит от обстоятельств пробуждения. Вот и я, проснувшись, не открывал глаз, принюхивался к наполнившим палату ароматам и решал: к лучшему моё пробуждение или совсем даже наоборот. Нет, с самочувствием вроде был полный порядок – ничего особенно не болело, только ощущалась слабость во всём теле. Дело было совсем в другом...

– Ну наконец очнулся, – тихо произнесла Катя. – Чай будешь?

– Не откажусь. – Решив, что больше нет смысла изображать спящего, я открыл глаза. Кроме Кати, сидящей на стуле у кровати, в комнате никого не было. Она свинтила крышку с термоса и налила почти полный стакан чая.

– Только у нашей бумаги такой неповторимый чайный вкус? – принюхался я. Всё-таки чай в пакетиках – это такая бурда! Но волновало меня вовсе не качество напитка, а присутствие в комнате Сестры Холода. Как ни крути, в первую очередь Катя являлась именно валькирией и только потом моей бывшей подружкой. Ладно, пока я в клинике, опасаться нечего. А нечего ли? Больница-то находится аккурат посередине контролируемого Лигой района.

– Ты так хорошо разбираешься в чае?

– Нет, просто не нравится бумажный привкус. – Я сделал небольшой глоток и отставил стакан на тумбочку рядом с кроватью. А ещё мне в этом чае не понравилась лошадиная доза снотворного. – Остынет, допью.

– Как хочешь. – Девушка подняла с пола пепельницу и достала из кармана висящей на стуле куртки пачку сигарет. – Чувствуешь себя как?

– Нормально себя чувствую, нормально, – слукавил я, пытаясь не обращать внимания на скребущих на душе кошек. Нормально, как же, как же. Самочувствие не ахти, настроение премерзкое – будто тянет куда-то, а куда, непонятно, – но основной причиной для беспокойства стало изображение серебряной совы на повешенной на спинку стула куртке. Знак Ночных. Будь на её месте комар с набухшим от крови брюшком или даже растопыривший лапы чёрный паук, у меня бы ещё остались хоть какие-то тени сомнений в причастности Кати к этому делу. Но нет же – сова! А значит, ничего не было случайным – ни наша встреча в «Сан-Тропезе» перед выходом в рейд, ни подарок. «Комариху» или «Чёрную вдову» ещё могли использовать вслепую, но только не одну из Ночных. Всё она знала. Всё! – Ты как здесь оказалась?

– Слухи быстро разносятся. – Не докурив сигарету и до середины, Катя вдавила её в дно пепельницы. – К счастью, моих сбережений хватило на оплату твоёго лечения.

– Зачем это тебе? – приподнялся я и посмотрел на неё в упор. – Зачем?

– Мне хочется думать, что ты поступил бы так же.

– Это не ответ. – Я отставать не собирался. Красивые слова, и только. Сам таких три короба наплету при необходимости. И этими словами не объяснить ни двойное дно в подаренном обереге, ни ночное нападение. Что Сёстрам от меня теперь надо? Узнать, где нож? Или что-то ещё? В желание загладить свою вину ни за что не поверю. Выходит, ничего не кончилось? Неужели валькирии знают больше, чем Дружина и Гимназия? Прежде чем делать отсюда ноги, придётся выяснить, что всё-таки происходит. И что, собственно, такое пропавший нож. И какая игра вокруг него ведётся. И как мне проскочить между жерновами, чтобы не оказаться размолотым в пыль. И... В общем, сейчас момент прояснить ситуацию самый подходящий.

– Дурак. – Не знаю, что прочитала в моих глазах Катя, но она вскочила со стула и с пепельницей в руке пошла к двери.