Лед

Я-оно склонилось над телом доктора Теслы, прижимая интерферограф к глазу. Свет — свет — свет — свет — свет — свет — свет.

— Он мертв, панна Кристина, но, может и жив.

Та захихикала, в чем-то истерично.

— Вы случаем, не добавляли?!

Подозрительно зыркнуло на нее.

— Что вы имеете в виду?

— For the love of God

[134], спасайте же его!

— Я вам рассказывал.

У нее задрожали губы.

— Вы же обещали мне! И что? Вместо того, чтобы его отговорить, вы сами поддались!

— И сейчас вы еще скажете, что это моя вина; будто бы это я его убил.

Тем не менее, достойно удивления было то, насколько хорошо держится в этих обстоятельствах mademoiselle Филипов. Кем бы ни был для нее доктор Тесла — отцом, дальним родственником, любовником — он оставался единственным близким существом в путешествии через чужую страну, среди чужих людей, в Транссибе — посреди азиатской дичи, по дороге к еще большему одиночеству. Теперь она осталась одна. Может ли она рассчитывать на охранников? Это функционеры царской политической полиции, и кто знает, какими были их реальные приказы; они должны были защитить доктора, не защитили — что сделают теперь? Она осталась одна. Кристина сидела на краю кровати напротив, нервно дергая рукава органдинового платья, потом щипая светлый локон и ежеминутно склоняясь к Николе, как будто бы только и ожидала, что серб вот-вот очнется и откроет глаза.

Доктор Тесла лежал на своей постели, на прошитой багровыми нитями накидке, с подушкой под головой, повернутый к окну, за которым перемещалась мрачная зелень бесконечной тайги, по мере того, как Экспресс удалялся от последних центров цивилизации перед тем, как пересечь границу истинной Сибири и Зимы, длук-длук-длук-ДЛУК, и с каждым подскоком вагона тело Теслы тоже подскакивало, сдвигались с накидки уложенные вдоль тела длинные руки доктора с ладонями, скрытыми под белыми хлопчатобумажными перчатками. Манжета левого рукава сорочки была подтянута, открывая над перчаткой красное кольцо отпечатка: здесь Тесла обмотал вокруг запястья зимназовый провод динамо-машины. Генератор остался стоять на столике, кабель стекал на ковер, сворачиваясь будто змея, рукоятка дергалась туда-сюда. Металлические элементы уже успели обсохнуть; иней сошел с оборудования и стен.

Рассказ mademoiselle

Филипов был кратким и конкретным. После завтрака Кристина с кем-то заговорилась — возвращается в купе, а там мороз, тьвет, Тесла крутит рукоятку, черные искры сыплются с его кожи и волос, изо рта раздается протяжный стон, но он стоит, но он крутит — девушка бросается к нему, отрывает от машины, садит на кровати — а он холодный, как смерть — теряет сознание — сердце бьется все медленнее, а через пару часов вообще перестает биться.

Помня о случае с Юналом Фессаром, девушке на слово не поверило. Окуляр интерферографа послужил в качестве зеркальца для умирающего, я-оно придвинуло его к губам доктора. На стекле не появилось каких-либо признаков дыхания. Мертв.

— Раньше такое уже случалось?

— Что?

— Умереть?

— Да как вы можете так шутить?

— Нууу, мы тут все шутки шутим. «Спасайте же его!» Восстань, Лазарь!

— Но вы же сами сказали: он мертв, но, может, и жив.

Я-оно в задумчивости постукивало себя по подбородку металлическим цилиндром.

— Он не замерз, если вы понимаете, что я имею в виду. Но то же самое может сказать о себе несколько миллиардов других трупов за пределами Страны Лютов. То есть, — я-оно усмехнулось под носом, — трупы не разговаривают, но…

Mademoiselle Филипов расплакалась.

Как же быстро я-оно очутилось в ситуации, повернутой на все 180 градусов: теперь уже мне пришлось обнять плачущую девушку, прижать ее к себе, шептать успокаивающие словечки, гладить по головке, убаюкивать: тихо, шшшшш, тихонько. Кристина шмыгала носом. Ладони она свернула в мягкие кулачки — беспомощность новорожденного.

— Ду-думала, что вы — ведь вы же тоже — а он говорил о вас…

— Что он говорил?

— Что вы по-по-понимаете!

Ну, и чего тут ждать от ребенка? «Мамочка, у меня песик испортился, исправь песика!» И подсовывает под нос мертвое животное, в широко раскрытых детских глазах ни тени сомнений: взрослые нужны для того, чтобы в мире все было в порядке.

Кристина успокоилась.

— Он мертв, — тихо повторила она.

— Может, я схожу за доктором Конешиным?…

— Я же просила его не ехать. С самого начала над этой поездкой нависло зло.

— А он упирался.

— Да. Он сам должен был выполнить все эксперименты, всегда так было. Сначала хотел ехать туда сразу же, чтобы на месте провести исследования. Я выпросила у него Прагу. — Она нашла платочек, высморкала нос, извинилась. — А вы знаете, что это Николу обвиняли в том, что он призвал лютов?

— Не понял?