Лед и вода, вода и лед

— Да. Вообще-то. Я подумала, что, может, ты…

На пару секунд сделалось тихо.

— Что я — что?

Элси не поднимала глаз. А все продолжала наблюдать за своей правой рукой, как та шевельнулась и чуть погладила тыльную сторону левой. Кто принял это решение? Не я, думала она. Это рука сама, она решила утешить…

— Прости — что ты подумала?

Элси на секунду закрыла глаза. Так не пойдет. Надо сосредоточиться. Потом подняла голову и встретила взгляд Бьёрна.

— Да, подумала, что ты, наверное, хотел бы знать несколько больше об обстоятельствах, связанных с твоим рождением.

Тоже формулировочка! Глупость! Ее взгляд ускользнул прочь, но лишь на миг, потом она заставила себя опять посмотреть Бьёрну в глаза. Он сделал едва заметное движение, словно отшатываясь, но остался стоять где стоял, расставив ноги и скрестил руки на груди. Элси снова сделала вдох:

— И кем был твой отец. И все такое.

Он чуть сильнее прижался к мойке.

— А с какой стати мне этого хотеть?

Его голос звучал теперь совсем по-другому. Откровенно враждебно.

— Все дети хотят…

Он перебил:

— Я не ребенок.

— Но ты ведь мой ребенок. По-прежнему.

— Неужели?

Элси вдохнула:

— Ну это же ясно. Сколько бы тебе ни было лет, ты все равно будешь…

Бьёрн выпрямил и без того прямую спину. Глаза его блеснули.

— Я никогда не был твоим сыном.

Голос больше не звенел словно лед, он зазвучал выше, почти срываясь. Элси продолжала смотреть на Бьёрна, чувствуя, как знакомый холодок пробегает по спине. Весы склоняются в ее пользу. Ты становишься слабее, думала она. А я делаюсь сильнее. Да. Вот оно. Теперь, в этот самый миг, я сильная.

— Ты всегда был моим ребенком.

— Как-то никогда не замечал.

Вот и все. Сила оказалась враньем, самообманом, иллюзией, Элси поняла это в тот же миг, как сила оставила ее. И Бьёрн понял, это было видно, он всосал в себя ее силу и скрестил руки еще крепче. И глаза его уже не блестели.

— Я вырос у Инес и Биргера. Они заботились обо мне. Были мне родителями. Они — мои родители. И этого достаточно.

Элси прижала сумочку к животу.

— Но…

— А тебе я был до лампочки. Причем всегда.

— Бьёрн, ну пожалуйста…

— Ты только в гости заходила. Пару раз в год. Или раз в пару лет. Я ведь не тот случай, чтобы особо скучать.

Элси закрыла глаза, но этот голос не выключишь.

— Очень может быть, что ты меня родила. Но ты никогда не была мне мамой. Потому что я не был тебе нужен. Никогда не был.

— Ты был мне нужен, только…

— Я знаю то, что знаю. И мне этого достаточно.

Элси, вдохнув, попыталась перебить:

— Ты же не знаешь, как все было…

— А я плевать на это хотел! — выкрикнул он пронзительным голосом, повернулся к ней спиной и оперся руками о мойку.

Элси чуть поникла, а хотелось поникнуть еще больше, упасть щекой на серый пластик обеденного стола и сидеть так, пока не умрешь от голода или жажды, и поэтому на всякий случай она поставила локти на стол и подперла голову руками. Нельзя причинить ему такой неприятности. Если она умрет, то пусть это будет от болезни или несчастного случая, чтобы он никак не был к этому причастен. В воображении возникла картинка: ее голова показывается над серой водой моря, но лишь на мгновение, настолько краткое, что не успеть даже рта открыть и позвать на помощь, прежде чем холод вопьется и вновь утащит в глубину, в ту великую тишину, что так напоминает эту великую тишину — на кухне, здесь и теперь. А вслед за тишиной придет и тьма…

Она моргнула. Ерунда. Фантазия. Потом, вдохнув, начала снова:

— Я просто хочу…

И он снова перебил ее, но не поворачиваясь и не глядя на нее:

— Я не желаю этого слушать! Как ты понять не можешь? Я правда не желаю знать всего этого дерьма!

И его голос заставил ее замолчать. Это был голос старика, усталый и обреченный. Она сидела не шевелясь и смотрела на его бордовую спину. Он застыл, едва дыша. Такой взрослый и такой все-таки маленький. Всего девятнадцать лет. Почти двадцать. Ему столько же, сколько было ей, когда она отправилась учиться на радистку в Кальмар, и он такой же ранимый, пожалуй, даже ранимее. Она решительно подавила гнев, вдруг шевельнувшийся внутри, эту змейку, поигрывающую высунутым язычком, которая молча напомнила Элси о том, чего Бьёрн стоил ей тогда, змейку, шептавшую про стыд и страх, боли и одиночество, а потом, улыбнувшись своей змеиной улыбочкой, — обо всем, что обрушилось на него. Успех. Слава. Деньги. Задержав дыхание, она пыталась рассуждать здраво. Какая разница? Дело ведь не в том, что этот мир сделал с каждым из них. А в том, что она сама сделала с Бьёрном.

— Прости, — сказала она наконец, но голос прозвучал сухо. Словно она на самом деле не просила прощения.