Он не мог понять. Честно говоря, ощущение неуместности было так сильно, что Лукас чувствовал, будто находится в каком-то призрачном сне. «Рё Аккӱтликс, почему он мне столько позволяет? Почему не обвинит меня, наконец? – возмущался он в мыслях снова и снова. – Почему хотя бы не спросит?» При разговоре по нетлогу не прозвучало ни одного упоминания о Корабле, что было вполне логичной осторожностью; но столь же логичный Лукас ожидал, что, едва он перешагнет порог, Трэвис в тот же миг начнет осыпать его упреками и будет ждать подробных объяснений. Ведь он должен осознавать, что резкое недовольство ӧссеан как-то связано с этой поездкой! Все инстинкты Лукаса предостерегали не начинать говорить об этом первым, хотя, конечно, он был готов к череде обвинений. Он ждал их. Готовился отражать всеми силами своего ума, так как лишь от того, каким образом Лукас преподнесет ситуацию, зависит последующая благодарность или же ненависть Трэвиса. Перепалки не избежать!
Однако Трэвис не спрашивал, что произошло с Кораблем. Не спрашивал,
Неловко.
И в то же время хитро.
Если бы Трэвис начал его упрекать, Лукас бы с легкостью ему возразил, однако вместо этого он смотрел на него снизу вверх, словно перед ним стоял бог. Его отчаянная, жалобная беспомощность была утомительна.
– Люк… они… они меня убьют, – всхлипывал Трэвис за его спиной.
Лукас закатил глаза. «Конечно, а поскольку твоя жизнь имеет для человечества неизмеримую цену, это будет серьезная потеря».
– Неужели ты настолько их раздосадовал?
– Ты… думаешь, что нет?
Лукас стиснул зубы.
– Слушай, Боб. Сядь в кресло. Если тебе поможет, выпей таблетку от нервов. Или выпей еще чего. Что угодно, главное, перестань ныть. Я скажу тебе, что, по моему мнению, они сделают, а потом ты оценишь ситуацию. Всегда можно найти выход.
На самом деле он решительно не считал, что выход можно найти из любой ситуации; однако от роли гуру для зареванного Трэвиса убежать было нельзя. «Как ты прекрасно знаешь, то, что с ним происходит, происходит исключительно из-за тебя, – усмехнулось его сознание. – И справиться с этим он не может. В нем нет и миллиграмма смелости».
Чувство вины на мгновение стало таким сильным, что Лукасу страшно захотелось сказать Трэвису о фомальхиванине хотя бы вскользь. Однако свой выбор он уже сделал – в тот момент, когда выклянчил у него Корабль и не упомянул, что дело, для которого Она,
Большой босс Спенсеров направился к бару. Налил себе стопочку водки и жестом предложил Лукасу присоединиться. Лукас помотал головой. Вместо того чтобы выпить стопку залпом, Трэвис лишь сделал маленький глоток – лучшее доказательство, что это
Лукас подошел к нему.
– Если быть честным, я не верю, что они сюда вернутся, Боб, – проговорил он самым успокаивающим из всех своих успокаивающих тонов. – Это психологический трюк. Они сделали это, чтобы пощекотать тебе нервы. Даже ӧссеане не могут позволить себе все, тем более по отношению к человеку в твоем положении. Никаких так называемых
Трэвис кивнул. Затем наклонил голову и начал рассматривать свои ногти – кончики его пальцев были пожелтевшими, будто от сигарет.
– Верно… – пробормотал он. – Определенное направление мыслей в отношении… наверное… его хватит, да? В такой ситуации… с такими мыслями… Понимаешь, это заставляет невольно… желать…
Он осекся.
– Я хочу сказать – да, наверное, ты прав, Люк, – быстро закончил он. – Я тоже думаю, что они не вернутся.