Лед под кожей

Прастарая снова потянулась к очкам в форме драконьих тел. В этот раз искушение было столь велико, что она не удержалась.

– Перед тем как выпить кофейку, абӱ Лӱкеас Лус… позволишь? – спросила она.

Лукас поднял глаза.

– Что, прости? Да, конечно.

Прастарая сняла очки. Камёлё слышала, как дыхание Лукаса слегка участилось. Она видела его руку вблизи – его ногти, скользнувшие по ладони и уткнувшиеся в нее… как сжимается его кулак, что даже на запястье выступают сухожилия. Про себя она считала – все длилось секунд тридцать. Она как раз думала, какая бестактность со стороны Прастарой – удерживать его так долго, когда пальцы Лукаса расслабились, а рука незаметно потянулась к прохладному шелку герданской туники. Камёлё слышала, как Лукас смеется.

– Я правда не знаю, будет ли тебе выгодна эта сделка, – проронил он.

– Мальчик, мальчик, – укоризненно сказала Прастарая. – Никакого уважения к старшим! В этом ты весь в папу.

Его рука окаменела. Камёлё четко воспринимала это внезапное онемение. Она едва справлялась с желанием выйти из укрытия невидимости, переплести свои пальцы с пальцами Лукаса и успокаивающе их сжать… стать ему опорой хоть на мгновение. Она могла лишь догадываться, что отражается на лице Лукаса и как оно теряет цвет; но не думала, что это может привести к какой-либо сцене или язвительным замечаниям, в чем оказалась права.

– Едва ли могу судить. Ты, Ёлтаӱл, очевидно, знала его лучше, чем я, – сказал Лукас спокойно.

Он вдруг отошел от ниши, потому Камёлё потеряла его из виду.

– Я и правда долго его знала, – со смехом согласилась Мать. – Отличный человек. Невероятно отважный.

– Хм, – лишь сказал Лукас.

– Тебе еще нужно потрудиться, если хочешь с ним сравняться.

– Спасибо, у меня нет таких амбиций, – отрезал Лукас.

Камёлё в укрытии закатила глаза. От этого Ёлтаӱл могла и воздержаться! Но она явно наслаждалась. Эта тема уже не казалась ей опасной; судя по всему, она любила вспоминать Джилеӓса Хильдебрандта. Пока она накрывала импровизированный стол, было слышно, как ее уши хлопают от смеха.

– Кстати, раз мы об этом… у меня тут есть еще кое-что твое, мелочь одна. Если я, конечно, найду, – произнесла она.

Ёлтаӱл подставила Лукасу стул, забралась в глубины стола и какое-то время копалась в нижних ящиках.

– Когда я отправляла тебе свитки Джилеӓса, то хотела положить в посылку и это. Я уже взяла его в руки, но потом подумала… у меня в столе только ненужный хлам; если я отправлю это ему, у него дома появится не только ненужный хлам, но и новая проблема

. Мне показалось, что ты будешь долго раздумывать, бросить его в мусорку или сбыть куда-то, но, оставь ты его себе, оно станет бередить воспоминания. Мне интересно, Лус, сгладило ли время углы.

Камёлё снова дернулась в порыве страха. Рё Аккӱтликс, если Ёлтаӱл с Джилеӓсом были так близки, что эта старая комедиантка может знать? И что в своей бесконечной наивности и неосторожности она выболтает Лукасу? Сама она была уже так четко настроена на мысль Лукаса – в столь тесной психической близости, – что практически могла смотреть его глазами. Она увидела мешочек из белой ткани, который подала Лукасу Ёлтаӱл. Он был ему совершенно незнаком.

– Твой отец даже не знал, что я их забрала, – продолжала Прастарая. – Он был вне себя от бешенства. Скорее всего, он бы мне не дал этого сделать. Коробочку, в которой они были изначально, я не нашла.

Лукас уже чувствовал их кончиками пальцев – три кусочка металла. Высыпал их на ладонь.

– Так ты была там.

– Я стояла возле Джилеӓса. Но не удивляюсь, что ты меня не заметил. Этот обряд кого угодно разобьет. Потом уже перестаешь понимать, что вокруг творится, а ты тогда делу совсем не помог.

Лукас пальцем расположил колечки на ладони так, что высеченные знаки на них оказались в правильном порядке. Лардӧкавӧар. Лӱкеас Лус. Кё Мёарх Арӧ.

Это, конечно, была цитата, но, кроме того, средний из трех знаков стал его ӧссенским именем; отец специально выбрал его. «Что он только этим не предопределил?» – невольно подумал Лукас. Колечки почернели, внутрь набилась застаревшая грязь. «А ведь это платина, – думал он. – Платина, не какое-то обычное серебро; то есть она должна была остаться идеальной, блестяще-белой и за эти жалкие пятнадцать лет!» Только сейчас он понял, что черный налет – это не результат окисления, а просто давно засохшая кровь.

– Тебя мучит это? – спросила Ёлтаӱл.

Лукас смел колечки обратно в мешочек.

– Да нет. С чего бы? Не то чтобы я радовался, но все еще считаю, что в создавшихся условиях лучшего решения не существовало. Окажись я в той ситуации снова, поступил бы так же. Если человек может сказать такое пятнадцать лет спустя, значит, его и правда ничто не мучит.

Ёлтаӱл усмехнулась.