Лед в твоем сердце

– Какие люди, – певучим голосом пропела Тарасова. Затушила сигарету о старенькую плитку, а затем окурок кинула в окно.

– Лен, – выдохнула устало я. Интуиция подсказывала: ситуация полный аут. – В сотый раз говорю, я не воровка. Ты меня знаешь с первого класса. Пойми… – договорить не успела. Потому что в этот момент девчонка с розовой прядью вылила мне на голову что-то белое и вонючее. Судя по запаху, просроченное молоко или ряженка.

– Эй, ты совсем?! – крикнула я. Та, что с пирсингом, усмехнулась. Камера ее телефона смотрела в мою сторону явно не просто так. Шоу решили устроить.

– Это ты совсем, Уварова, – Ленка подошла ко мне, но не близко. Поморщилась, махнув рукой перед своим носом.

– Какой-то урод тебя разводит вокруг пальца, манипулирует. Он там ржет, а ты пытаешься… – Тарасова слушать мои речи не хотела. Хотя не она себя сейчас чувствовала вонючей тряпкой. Опущенной, униженной и лишенной гордости тряпкой. Я должна была схватить за волосы эту дрянь и попытаться дать сдачи. Но в реальности понимала, насколько мое положение плачевно.

Ленка тоже знала о своем превосходстве. Поэтому, когда она неожиданно вытащила из кармана зажигалку, поднесла ее к моим глазам и дала газу, я едва не упала на пол. Тут и две верные подружки подскочили, сжали мои руки за спиной. Ощущение, будто в тиски взяли. Фиговое, одним словом.

– В общем так, Уварова, – усмехнулась Тарасова, медленно водя перед моими глазами огоньком. – У тебя два варианта: извинишься на коленях и ручки сведешь в замочек. Либо жить будет весело следующие два месяца. Какой больше нравится?

– Иди к черту со своими извинениями! – крикнула в сердцах я. Маленький красный комок в груди прыгал как безумный. Его звуки разрывали мои уши. Наверное, в ту минуту я и не дышала вовсе. Казалось, стою на краю пропасти. Сделаю шаг, а там впереди море и скалы, о которые однозначно разобьюсь насмерть. Мне было безумно страшно. Я с трудом сдерживала слезы.

Но проклятый огонек от зажигалки продолжал юлить перед глазами. С одной стороны, он завораживал. Маленький и уязвимый. Дунь, и не будет света. Я чувствовала себя тем самым огоньком. С другой – последние зачатки разума намекали, что вот-вот ад закончится. Хотели бы сломать меня, не угрожали и не выжидали чего-то. Значит, это просто пугалки. Нужно попытаться выстоять. Плакать буду дома, рядом со своей подушкой. Не здесь.

– Вот как? Девки, вы слышали? Она меня к черту послала.

– Может, волосы отрежем ей?

– Нет, Зарин, сделаем кое-что повеселее.

Огонек погас неожиданно.

Меня отпустили.

Я ничего не слышала. Ни как Ленка со своими подругами ушла, ни как дверь хлопнула, ни даже звонка своего сотового. Так и продолжала стоять с идеально ровной спиной. Смотрела в стену, дышала громко. Стискивала челюсть, сжимая пальцы в кулаках.

Впервые за одиннадцать лет ощутила на себе это громкое слово «буллинг».

2.2

Стоило только переступить порог своей комнаты, как я разревелась. Благо Аллочки не было, иначе последовали бы дурацкие вопросы. А так можно наслаждаться горем и звуками собственных всхлипов.

Ревела я часа два и никак не могла успокоиться. Обидно так. Всегда всем помогала, даже той же Ленке. И что в ответ? Зажигалка перед глазами? Выходит, мне теперь и в школу бояться ходить надо? Тени собственной опасаться? Нет! Не пойдет, не согласна. Я, может, и слабая, может, и врезать не смогу, но и пресмыкаться не буду. Нужно всего лишь выяснить, кто та сволочь, которая подкинула мне проклятую коробку. Сдам ее Тарасовой, и пусть та хоть сожжет к чертям. Плевать, если честно.

Вечером пришел папа, привез Аллочку с фитнеса. Она вся такая на эмоциях, бедрами перед ним крутила, а он что-то раскис, будто в воду поникший. Видимо, не у меня одной день прошел весело. Уже за ужином я все же решилась спросить, как дела и прочее. Банальность вроде, но если и ее не будет, мы так совсем перестанем общаться.

– Да ерунда, Мань, – отмахнулся отец, тяжело вздыхая. – Просто ученик у меня проблемный. Дерется вечно, задирает учителей. Вот на прошлой неделе урок сорвал. Молодая учительница пришла к ним, а эти… детки богатых родителей только на всякие пошлости и способны.

– Толь, ты зря нервы тратишь. Они, между прочим, содержат вашу элитную коробку и нас в том числе. Так что пусть учителя терпят, не помрут. – Возмущенно выпучивает губки Аллочка, рассматривая свой французский маникюр. Боже, и чем она только взяла папу? Мозгов же меньше, чем у курицы. И одно на уме – деньги.

– Пап, а ты поговорить с ним не пробовал? Ну, с этим парнем.

– Я сделал лучше, – заявил он голосом победителя.

– В плане? – хлопаю ресницами я.

– Нашел рычаг давления. Ладно, не будем о плохом. Мань, а чего у тебя глаза опухшие? Плакала, что ли?

– Плакала? – тут же как по команде поворачивается Аллочка. И почему папа такой внимательный к деталям?