Led Zeppelin

После небольших проволочек турне началось 17 июня в Дортмунде. На этот раз продолжительность концертов решили ограничить двумя часами, играя песни с каждого из девяти альбомов. В сет-лист вернули «Train Kept A Rollin'», ту самую, с которой когда-то начинали играть в первом американском турне. Ввиду того, что концерты проходили в очень небольших залах (вместимостью от 2 до 10 тысяч зрителей), то все световые эффекты были сведены к минимуму, а мощность, которой всегда так гордились Зеппелины, была снижена почти на треть.

Турне оказалось коротеньким — уже 7 июля группа играла заключительный концерт в Западном Берлине, а всего выступлений было 14. Но не обошлось без происшествий и на этот раз. Причем они носили примерно такой же характер, что и в Америке в 1977 году.

26 июня в Вене публика повела себя просто дико — благовоспитанные австрийцы стали бросать на сцену монеты, кошельки, сумочки и т. п., выкрикивая что-то по поводу «капиталистической» группы. Плант пытался урезонить толпу, но в ответ ему улюлюкали и обзывали «плейбоем». В принципе не так уж и плохо, но во время игры на бис несколько первых рядов полезли на штурм сцены. Коул бы с этой задачкой справился вмиг, но Карло перепугался, а потому функции секьюрити пришлось выполнить Джонсу и Бонэму.

27 июня в Нюрнберге Пейдж обратился к аудитории с речью, где сказал, что двое членов группы чувствуют себя не очень хорошо из- за чудовищной жары. И надо же — после третьего номера Бонзо «вырубился». Ссылка на пищевое отравление, которая была представлена прессе, не выдерживала никакой критики. Всю ночь перед концертом Бонзо тупо пропьянствовал с техническим персоналом, вспоминая былые времена. Очевидно, такое настроение Бонзо навеяли его подвиги на сцене на предыдущем концерте. Когда Джона грузили в машину скорой помощи, он поинтересовался у Гранта, как он выглядит. «Как затр…анный Санта Клаус!» — Питер намекнул Бонзо на его красный нос. Концерт был прерван и уже не возобновлялся. По этой причине осталось тайной, на какого второго члена группы намекал Пейдж. Впрочем, и это не являлось секретом. Пейдж имел в виду самого себя. На протяжении всего турне гитарист играл крайне неровно — блестящие выступления чередовались с откровенными ляпами, когда Джимми забирался в своих пассажах совсем не туда, куда следовало бы. И потом столь же мучительно выбирался. Правда, были и веселые моменты. Так в Кельне Пейдж заговорил с аудиторией на немецком, на следующем представлении в Брюсселе — на фламандском, на следующем концерте в Роттердаме он обратился на… английском. Потому что, если бы он заговорил на голландском, это было бы слишком даже для такого полиглота, как Джимми.

В Цюрихе группа весьма неудачно исполнила «Kashmir», и Роберт посоветовал аудитории: «Ребята, если кто-нибудь «бутлегирует» этот концерт, сотрите лучше этот номер, так как он не совсем правильно сыгран».

Кстати, Плант и Джонс до конца тура находились в отличной форме, и в меру своих возможностей пытались прикрывать товарищей. После Нюрнберга даже могучий Бонзо так и не сумел вернуться к своей прежней форме.

Именно тогда в голове Планта зародилась мысль, которую он озвучил много лет спустя:

«Глядя на то, как мы играли в том турне, переживая те грустные события, которые случались с моими лучшими друзьями в жизни, я вдруг осознал, что могу себя с успехом реализовать и вне «Led Zeppelin». Мы сделали все что могли. После нас осталось прекрасное наследство, так какой смысл превращать группу в балаган и делать из самих себя клоунов. Выше головы мы уже не прыгнем, а мы и так за двенадцать лет перевернули весь мир. Пусть он теперь встанет на место. Если ему будет хорошо без нас — значит мы сделали все правильно и выбрали верный момент сказать «прощай», если нет — мы вернемся. Я больше чем уверен, что Пейдж в этот момент думал примерно так же. Но тогда я испугался этих мыслей, и дал согласие осенью поехать на гастроли в Америку».