Леди-босс

И вряд ли вопли, сопли и визги уже неинтересных ему деревянных человечков тронут его. Все начнет крушиться, трещать и распадаться, охваченное негасимым, хотя и незримым пожаром; и в этом пламени сгорят до золы и пепла дела новоявленных бизнес-Буратино и бизнес-Мальвин и сами куколки, напрочь забывшие о том, что каждая из них болтается на своих веревочках.

А уцелевшие будут бродить по пепелищу, вытаскивать из-под развалин остатки скарба, брать друг дружку за глотку и выяснять, кто, кому и сколько должен, кто чего лишился (будут и такие, кто умудрился приобрести), драться за остатки чудом уцелевшего барахлишка. И все это будет называться неизвестными ранее в Московии словами «кризис» и «дефолт». Во всяком случае, даже моя Гаша, отринутая от торгов на валютной и фондовой биржах, от всех этих кредитов, траншей, ГКО, придет в августе к совершенно точному выводу: «Бухнулись перед всей вселенной в говно по самую маковку. Переворовали, видать. Теперь кремлевским уркам только суму на плечо и побираться, кто что подаст! Доигралися…»

И хотя смрад и дым от всеобщего пожарища накроет и деревню Плетениху и выяснится, что грузовичок «газель», на который копил дядя Ефим, собиравшийся заняться вольным извозом, отодвигается в мутное грядущее, Гаша произведет опытную копку молодой еще картошки, прикинет, сколько снимет по осени капусты и огурцов, прибыль от кур, гусей, двух подсвинок и бычка (корову она определит в резервный фонд), раскинет картишки и объявит: «Голодухи не будет. Выживем!..»

Но до черного августа мне еще предстояло дошлепать. Той весной ни о чем подобном я даже не думала.

Завершила я свой личный день Женщины по-плебейски. Зарулила в какой-то проулок, откуда тянуло дымком от мангалов, взяла в шашлычной пару шампурчиков слегка обгорелого, но сочного и безумно вкусного шашлычка, тяпнула стакан красного вина. Это было как вызов пирушке, которая наверняка еще гремела в офисе. Мол, а не пошли бы вы все… Я-то без вас прекрасно обхожусь, а вот вы как без меня обойдетесь?

Десятого марта на объявленное мной собрание директоров-распорядителей и учредителей корпорации Кен не явился. Вместо себя он прислал доверенное лицо — адвоката, который вместе с помощниками представлял его интересы. Всего собралось одиннадцать человек. Многих из них я видела впервые. Я понимала, что большинство из них мало что решало, всем управляли Туманские. Белла торжественно восседала рядом со мной. Формально она считалась коммерческим директором. Она пощелкивала кнутиком, как пастух в стаде, и последнее слово оставляла за собой, правда прислушиваясь к моему мнению. Я больше помалкивала.

Из директоров-распорядителей Тимура Хакимовича Кенжетаева вывели без проблем, тем более что четких функций он никогда не исполнял, а был чем-то вроде министра без портфеля, которого Нина Викентьевна использовала в отдельных и не очень существенных проектах. Но когда я как основная владелица почти всего имущества Туманских предложила откупить у Кена его доли акций по рыночной цене на март, дело тормознулось. Кен прекрасно понимал, что я сделаю все, чтобы и духу его не осталось в наших делишках. По сравнению с основной собственностью он, конечно, владел ерундой — ничего не решающими акциями и ценными бумагами, многие из которых не стоили и той гербовой бумаги, на которой были напечатаны. И Кен мог очень прилично заработать. Но он приказал этому юристу на все отвечать отказом. Белла Львовна с ужасом следила за тем, как я поднимаю планку цены его акций, предлагая суммы запредельные, и едва успевала переводить дух после его очередного «нет». Короче, мой план не удался. Более того, юрист объявил, что Кен намерен вчинить иск за недоплаченные, по его убеждению, дивиденды за прошлый год. Это касалось прибылей с портового терминала в Туапсе — Кен к ним когда-то прицепился со своими полутора процентами.

Когда мы остались в узком офисном кругу, Зоркие укорила меня:

— Деточка, что же вы в лобешник-то поперли? В открытую? С Кеном такое не проходит. Его втихую обстругивать надо, через подставы и посредников. А надежнее всего петельку на шейку накинуть да затянуть потуже. В плане финансово-кредитном. До посинения. Чтобы он у нас стал цвета спелого баклажанчика с одесского Привоза. Иначе его не возьмешь.

— А это возможно?

— В этой жизни все возможно, деточка. Только на кой ляд это нам? С вами, конечно… Пусть подбирает крошки с нашего стола. От нас не убудет.

Мнение Чичерюкина было иное.

— Нужно было дожимать его, Лизавета! — сказал он. — Кен все мосточки сохранил и всегда будет информирован, куда мы рулим! Ты на его мизерный процент не смотри, для него это только зацепка.

Дружков у него здесь осталось немало. Наш внутренний враг, пятая колонна. И моргнуть не успеешь, как они тебя голозадой оставят.

— Вы считаете, я из полных лохов? Что у меня совсем мозгов нету? — завелась я.

— Если он столько лет обоим Туманским башку дурил, так тобой только хрустнет, закусит и пасть салфеточкой вытрет! Если, конечно, лопухнешься.