Леди Дерзость

— Ты права. Молодой человек не нуждается в богатой наследнице. Он приехал сюда по другой причине.

— По какой же?

— Боже милосердный, ты не знаешь, девочка? Он вернулся из-за тебя. Я наблюдал за ним, и поверь, он сам не свой. Он терзается и мучается, потому что никогда раньше не страдал от душевных ран. С ним такого никогда не было.

— Какая душевная рана? Он прекрасно выглядит.

— Та, которую ты наносишь ему лишь своим присутствием, моя маленькая рассеянная ученица. Иной раз, Ориел, я понимаю, почему твои тетки приходят в отчаяние, общаясь с тобой.

— Ты не прав. Он, должно быть, хочет получить мои драгоценности и поместья.

— Думай как хочешь.

Эта загадочная покладистость деда заставила Ориел с подозрением взглянуть на него, но тот уже перелистывал книгу со стихами Томаса Уайета.

— Помнишь, что я сказал о надписи на моем надгробном камне?

— Что? О, конечно, дедушка Томас. Если меня будет что-то беспокоить или я буду в чем-то сомневаться, то пойду в церковь и прочту ее.

— Это поможет проникнуть в тайну.

Томас потер золотое тиснение книги.

— Уайет обладал большим даром. Мне его поэзия доставляет такое же удовольствие, как неразгаданные тайны и символический смысл цветов. Я тебе говорил, что нашел одну из своих старых книг, в которой рассказывается о языке цветов? Вот она — на столе. — Сэр Томас открыл книгу на середине и перевернул несколько страниц. — Колокольчик символизирует постоянство, горечавка — несправедливость, а ирис — любовное послание. Вспомни, Ирис был посыльным, у греческих богов и появлялся перед людьми в виде радуги.

Томас повернул книгу так, чтобы Ориел могла видеть цветные рисунки, и затем захлопнул ее.

— А теперь, почему бы тебе не отправиться в свою комнату и не надеть красивое платье? Пора спускаться к ужину.

— А что плохого в моем платье? — Ориел оглядела свое удобное простенькое платьице.

— Ничего. Только ты должна одеться получше для своего гостя.

— Я не одевалась для других женихов, даже для Хью Уоторпа.

— Никто из них не следил за каждым твоим движением и не смотрел на тебя, как этот.

— Ты не преувеличиваешь, дедушка?

— Ну, пусть это будет моей причудой. Переоденься ради меня.

Ориел вздохнула и, смягчившись, ответила:

— Только ради тебя.

— Конечно же, девочка. Я буду очень рад.

Она отправилась в свою комнату и попросила Нелл, чтобы та достала ей нарядное платье. Служанка посмотрела на нее с удивлением, и к Ориел опять вернулось плохое настроение. Затем наступил час пытки. Сначала ей пришлось влезть в юбку с фижмами, и Ориел показалось, что верхнюю половину ее тела насадили на конус. Нелл туго зашнуровала узорчатое парчовое платье, в котором преобладали зеленые тона, открытое спереди в виде перевернутой буквы «V», чтобы можно было разглядеть золотистую нижнюю юбку. Тяжелый золотой пояс стягивал талию, с него свисал серебряный футлярчик с ароматической солью.

Изо всех предметов туалета лишь мамино ожерелье не доставляло ей беспокойства, только его она по-настоящему ценила. Ожерелье представляло собой золотую цепь, с которой свисал кулон с зеленым камнем в окружении золотых бусин. Овальный камень был отполирован до блеска. Его цвет оттенял зелень ее глаз. Но ожерелье не могло компенсировать мучений, связанных с переодеванием.

Хуже всего было то, что ее волосы были утыканы шпильками и обвиты золотой цепочкой в форме спирали. Теперь она даже не знала, что больше всего ей мешает: ноги, грудь или голова. Если бы не обещание, данное дедушке Томасу, то она с радостью сбросила бы этот панцирь с тела и выкинула бы все шпильки из волос.

Во всех своих мучениях она винила Блэйда, из-за которого Томас попросил ее заменить привычную одежду на этот наряд. Она не желала, чтобы он оставался в ее доме. Блэйд приставал к ней, хотя она не давала ему повода, вызывал в ней странные ощущения, и вообще она не доверяла ему. Может быть, он наделал долгов во Франции и нуждался в богатой жене? Наверное, это и есть та самая причина, по которой он пытался соблазнить ее. Но скоро, он поймет, что она-не доверчивая дурочка, за которую он ее принимает. С этими мыслями Ориел спустилась по лестнице в большую гостиную, где к ужину уже собралась вся семья.

К ее облегчению, Блэйда там не было и он не видел, какое изумление вызвал у присутствовавших ее новый облик. Кузены, кузины и тетки уставились на нее так, словно в комнату вошло привидение. Джоан проницательно изрекла:

— Мама, Ориел надела платье.

— Зеленое платье, — добавила Джейн, как будто все вокруг сразу лишились зрения.

— Хорошо, — пробасила Ливия. — Наконец ты оделась так, как и подобает девушке твоего положения.

Лесли подошел к ней и поклонился.

— Сестричка, ты великолепна.

— Спасибо на добром слове, — ответила Ориел. У Лесли была привычка говорить приятное людям — даже своей матери Ливии. Ориел оглядела своих родственников. Долго они еще будут пялиться на нее? Нет ничего хуже, чем быть в центре внимания.

— Боюсь, сестричка, тебе придется приучить себя к тому, что на тебя будут смотреть все чаще — женщины с завистью, мужчины — с вожделением.