— Как это не похоже на тебя, — с сарказмом фыркнул Монро.
— Это — хорошо известное тебе помрачение ума, — огрызнулся Джонни, озлобленный невезением, преследовавшим его на протяжении последних дней. — Можешь считать, что я сорвался с короткого поводка, Монро. Я еду за ней. И не смотри на меня так! — Возбужденно взъерошив волосы руками, мятежный, закусивший удила, он, казалось, взбунтовался после трех дней насилия над собственным характером, когда ему приходилось изображать из себя благовоспитанного господина. — Благодаря твоим проповедям относительно хороших манер у меня я находился в возбуждении целых три… нет, считай, четыре дня. Это же ад кромешный! Держать Элизабет в объятиях во время танцев, мечтать поцеловать эти чудесные губы, вдыхать этот чертов аромат клевера от мыла госпожи Рейд, который всегда напоминает мне о днях, проведенных вместе с ней в Голдихаусе, лежать бессонными ночами и думать, что на ней надето сейчас, когда она лежит в постели, надето ли вообще что-нибудь и делит ли она с кем-нибудь эту самую постель…
Брови Монро удивленно полезли вверх.
— Ладно, ладно, — ворчливо согласился Джонни, поднимая руку, словно желая предупредить возмущенную реплику кузена. — Согласен, она спит в девственной постели, черт бы ее побрал. А известно ли тебе, — мягко осведомился он, неподвижно замерев на месте, — что я чуть было не залез на дерево, растущее у нее за окном, только чтобы хоть одним глазком взглянуть на нее? — Сказав это, Джонни скорчил гримасу отвращения к самому себе. — Я — как подросток, охваченный любовным жаром. В таком состоянии, в котором я нахожусь сейчас, — зубы Джонни блеснули в усмешке, а одна бровь приподнялась, — я ни за что не ручаюсь. Поэтому я получу ее прямо сейчас или, по крайней мере, попробую это сделать. Я хочу быть мужчиной, а не жеманным хлыщом, и ты не сможешь меня остановить!
— Да тебя никто теперь не сможет остановить. Ты — как взбесившийся конь, — пробурчал Монро, потирая все еще болевшее плечо и изучающе глядя на своего кузена из-под полуприкрытых век.
— Ну вот, хоть в этом мы договорились. — В голосе Джонни снова появились столь присущие ему командные нотки. — Ты едешь со мной? Иначе я отправлюсь один. — Уже более приличным тоном, как бы делая уступку благочинному характеру своего родственника, он добавил: — Если тебе не хочется, ты можешь не ехать.
Со вздохом откинув простыни, Монро свесил ноги с постели и, заставив себя сесть, задумчиво поглядел на разбушевавшегося кузена.
— О, черт… Я поеду. Вот уже три дня я выступаю в роли твоего сторожа. Несколькими часами больше, несколькими — меньше… По крайней мере, если телохранители юной леди прикончат тебя на месте, я смогу привезти домой твои останки. Впрочем, — добавил он с легкой улыбкой, — ты ведь не думаешь, что она бежала из-за того, что считает тебя отталкивающим ?
— Она бежала по той же причине, по которой я сейчас отправляюсь вслед за ней, — потухшим голосом ответил Джонни. — Она не может ручаться за себя. Как и я…
— Ты можешь ошибаться.
— Ну, вот я и хочу выяснить это.
— Возможно, ценой собственной жизни.
Поднаторевший в чтении женских чувств, Джонни не собирался вступать с родственником в спор по поводу того, насколько пылко и искренне Элизабет относилась к нему. Тем более что его больше волновали собственные чувства. Охрана Ридсдейла — дело другое! Но все же он сомневался, что, защищая свою добродетель, Элизабет Грэм зайдет настолько далеко, что позволит прикончить его.
— Я думаю, ничего подобного не произойдет, — проговорил он, желая рассеять страхи Монро. — Она, помимо всего прочего, еще и очень разумная женщина.
— В таком случае она тебе непременно откажет.
— Посмотрим… — Теперь, когда после трех дней угнетающей и непривычной для него самодисциплины Джонни вновь стал хозяином самому себе, в его голосе снова появились насмешливые нотки, а на лице расцвела улыбка — свежая, словно утренняя заря. — А может, случится наоборот — я откажу ей. Конечно, если прежде она не велит заживо содрать с меня кожу.
Не в силах провести еще один день рядом с Джонни Кэрром в постоянной борьбе с самой собой, Элизабет уехала ранним утром. Растерянная, мятущаяся, напряженная из-за необходимости каждую секунду противостоять его чарам, она поняла, что единственным шансом на спасение для нее является побег. В противном случае ей пришлось бы пустить скандально знаменитого лэйрда Равенсби в свою постель на глазах у всех любопытных гостей семейства Грэмов, после чего слава о ее грехопадении распространилась бы по всей Шотландии.