Оскар Финч тоже тревожился. Обрывки разговоров, которые он подслушал за последние дни, наводили на мысли, что положение его в Мэдлингтоне становится шатким. Трагедия заключалась в том, что он опрометчиво позволил себе принять предложение мистера Селлерса, ветеринара из Лидса, собиравшегося удалиться на покой, как только отыщет преемника и выгодно продаст ему практику. Запрошенная сумма была умеренной, все условия как нельзя более подходящими, включая двухэтажный дом с небольшим садом и просторной приёмной, и Оскар Финч не нашёл в себе сил ответить старику отказом и упустить случай наконец-то обрести подобающее жильё и статус. Он знал, что желающих приобрести практику у Селлерса немало, и если он не сможет найти деньги, то останется при своих и полжизни будет об этом сожалеть.
Хигнетт, за ужином исполняющий обязанности лакея, внимательно следил за порядком, но мысли его тоже были далеки от столовой Мэдлингтона. От завтрашнего дня он ждал многого, и это заставляло его тревожиться и пытаться предугадать возможные препятствия на пути к поставленной цели. Громкий смех, раздавшийся за столом, заставил его вздрогнуть – забывшись, смеялась Анна, – ей вторили Присцилла Понглтон и Оскар Финч. Леди Элспет предлагала заключить шуточное пари, азартно склоняя всех на свою сторону, и её предложение было принято с редкостным единодушием.
Только братья отказались участвовать в пари и сидели за разными концами стола с одинаково сварливым выражением на лицах. Леди Элспет их мрачные взгляды, которые они бросали друг на друга, приводили в восторг. Шутка, разыгранная ею при помощи Оливии, казалась ей остроумным способом немного сбить с обоих сыновей спесь и отучить их лезть не в своё дело. О том, что шутка эта станет причиной трагедии, леди Элспет, конечно, не могла знать, да и никто не мог, как бы Оливия ни убеждала впоследствии себя в обратном.
Глава девятая, в которой праздник заканчивается совсем не так, как все ожидали
Оливия проснулась на рассвете оттого, что в её сны через раскрытое окно проникла песня. Мелодия была ей знакома, но слова разобрать не получалось. Звонкий женский голос струился в затихшем воздухе, скользил атласной лентой и будил в душе странную тоску.
Небо уже полыхало рассветной палитрой, и Оливия, понимая, что не уснёт, встала и подошла к окну. Комната её выходила на северо-запад, и взошедшего солнца она не увидела, зато заметила кое-что другое. Дверь в часовню, которая всегда была заперта, теперь была приоткрыта. Оливия, любопытная, словно кошка, окончательно проснулась и после секундного колебания быстро оделась и выскользнула из комнаты.
Сама не зная, что ожидает там обнаружить, Оливия почему-то была убеждена – ей стоит поторопиться. Спускаясь почти бегом по узкой крутой лестнице чёрного хода, она запыхалась, дважды чуть не скатилась по ступенькам и сама себе не смогла бы в этот момент ответить, что её выгнало из дома в такой ранний час.
Утренняя прохлада – июньская, сладостная – проникла под лёгкую рубашку и заставила её поёжиться. Обойдя крыло дома с восточной стороны, Оливия, стараясь не бежать, торопливо устремилась к часовне. Приблизившись, она замерла и принялась оглядываться, как если бы пыталась обнаружить притаившегося в тисовых зарослях врага, а потом поднялась по ступенькам и несколько раз толкнула дверь плечом, но та не поддалась. За этой сценой с интересом наблюдала из окна своей комнаты горничная Анна, и зрелище захватило её настолько, что вода из кувшина, наклонённого над фарфоровым тазом, лилась и лилась, пока не закапала на пол и не промочила её ночные туфли.
О выздоровлении миссис Вайсли гостям леди Элспет возвестил совершенно несъедобный завтрак. Кухарка оказалась верна себе – всё, что можно было пережарить, было сморщенным и подгоревшим, остальные же блюда выглядели таким образом, точно их вообще не касалась рука повара. После вчерашнего пира потемневшие и сморщенные кровяные колбаски и прочая снедь не вызвали аппетита ни у кого.
Наскоро выпив кофе, Джордж, по-прежнему мрачный и немногословный, отправился вместе с Финчем следить за размещением прибывших лавочников, устроителей забегов в мешках и прочих увеселений, а также торговцев сластями, керамическими свистульками, нитяными куколками, резными табакерками, разделочными досками, полыми стеклянными скалками для раскатки теста, заполненными цветным песком или бисером, и множеством других заманчивых мелочей, от покупки которых одинаково сложно удержаться на ярмарках и деревенских праздниках и детворе, и даже степенным хозяйкам, в обычные дни экономящим каждый медяк.
Из окон столовой можно было видеть, как в ворота Мэдлингтона медленно въезжают повозки, гружённые товарами до самого верха.
– Через пару часов жизнь там, внизу, будет бурлить, словно вода в кухонном котле.