– Точно! – кивнула я. – В те годы люди творческих профессий, которые отказывались воспевать коммунизм, рабочий класс, звать комсомол на строительство БАМа, раздражали власть. Но на календаре-то давно не тридцатые годы. Посадить кого-то за решетку из-за того, что он поет о любви к девушке, а не к комсомольской организации, было нельзя. Вражьи радиостанции мигом разнесут по всему свету весть о том, что N попал за решетку, и поднимется грандиозный скандал. Чтобы избавиться от «вредного» певца, композитора, писателя, применяли «метод гнева». В газете публиковали возмущенную творчеством мещанина статью кого-то из коллег, в конце часто была фраза: «Нужна ли нам музыка (книги, фильмы, картины) N? Наш народ говорит: «Нет». Я только сейчас сообразила, о ком мы говорим. Дядя Костя. Он часто бывал у нас дома, подбивал мою маму перестать заниматься хозяйством, приглашал ее петь в своем ансамбле. У нас с ним разница в возрасте лет десять, но я звала его «дядя». Один раз он плюнул в телевизор. Я была так потрясена его поведением, что запомнила этот поступок. Мы пили чай, голубой экран был фоном, шел какой-то концерт. И вдруг! Гость вскочил и плюнул в изображение мужчины, который сидел у рояля. Мама живо выключила телик, отец налил гостю полный фужер коньяка и велел:
– Выпей.
Меня быстро отправили в детскую, уложили спать, но мне уже было шестнадцать, поэтому утром я начала расспрашивать маму. Та изворачивалась, говорила: «Деточка, Костя заболел, подцепил вирус, от температуры совершил странный поступок». И тут в столовую вошел папа и сказал: «Доченька! Мужчина, который играл на рояле, Юрий, некогда был близким другом Кости. Потом он совершил подлость, написал о нем плохую статью в газете, Костя из-за этого потерял все концерты, его коллектив разбежался. Жена его не захотела состоять в браке с опальным мужем, оформила развод, выписала Костю из квартиры. Вахрушеву пришлось очень тяжело. А Юрий получил пост в Союзе композиторов, он доказал своим подлым поступком верность властям.
– Дорогой, не стоит рассказывать это ребенку, – осторожно сказала мама.
– Она оканчивает школу, – отрезал отец, – должна понимать, что, кроме любящих родителей, на свете еще живут подлые твари.
– Милая, иди к себе, – скомандовала мама.
Я убежала, но потом на цыпочках вернулась к неплотно закрытой двери и стала подслушивать. Мои родители жили мирно. Но мама была излишне эмоциональна, отец же терпелив сверх меры, он никогда не кричал на жену. Но в тот день все пошло не так. Мама налетела на мужа-генерала:
– Девочка еще глупая, начнет болтать что не надо и где не следует! Неприятностей не оберешься.
Отец молчал, а мама набирала обороты:
– И Костя тоже хорош. Ему тихо советовали сменить репертуар!
– Не всякий готов это сделать, – повысил голос папа.
Слово за слово – родители повздорили. Отец стал во весь голос материться, чего ранее никогда не случалось. Я перепугалась, забилась в свою спальню, сидела тише паука. Через пару часов в дверь заглянула бледная до синевы мама и, старательно изображая веселье, сказала: «Котенька, папа спешно улетел в командировку в Сибирь. А нас с тобой тетя Люся зовет в гости к себе на дачу». Я обрадовалась поездке к лучшей подруге мамы, оделась, вышла в прихожую и поняла, что меня обманули. Отец не уехал по делам. Генерала Романова могли вызвать на службу в любое время дня и ночи. В доме раздавался телефонный звонок, и папа после короткой беседы спешил к двери. У вешалки всегда стоял «тревожный чемоданчик» с необходимыми вещами. На сборы давали пять минут, машина сигналила во дворе. Саквояж всегда готовый! Не было случая, чтобы генерал уехал без него. Но в тот день чемодан остался у зеркала.
Я росла тихой наивной девочкой, но мне исполнилось шестнадцать, мои одноклассники часто сетовали на скандалы дома, переживали, когда родители разводились. Я сразу поняла: папа и мама сильно повздорили из-за дяди Кости, и от всей души возненавидела композитора. Очень боялась, что отец не вернется. Но он через два дня появился дома с подарками для меня и мамули. Все стало как прежде. Затевай моя семья каждый день ругань, я бы не запомнила эту ссору. Но она была единственной на моей памяти. Поэтому сцена, как Костя плюет в телевизор, и последующее поведение папы надолго засели в моей памяти.
– Интересно, – протянул Костин.
– То-то мне фамилия Вахрушев, когда впервые заговорили о жертвах бандитов, показалась смутно знакомой, – вздохнула я. – А после рассказа о статье в газете я сразу поняла, о ком речь.
– Тебе на момент ссоры было шестнадцать? – уточнил Леша.
Я кивнула. Алексей начал стучать по клавишам.
Вульф посмотрел на меня.