Леди-послушница

Императрица спокойно поглядела на своего мужа, который был младше ее на десять лет.

— Нормандия, — произнесла она, — и корона Англии в придачу.

Граф усмехнулся.

— Допустим. И вы правы, я должен буду жить с вами. Но прослежу, чтобы вы более не смели тайно никуда уезжать, вы будете повиноваться мне и отныне не посмеете захлопывать передо мною двери своей опочивальни. Такова цена того, что я скрою ваш позор.

Сочтя это разумным, она согласно кивнула.

— И еще, — его душил гнев, он нервно сжимал и разжимал кулаки. — Я обо всем поведаю вашему отцу, королю Генриху, дабы он узнал, какова его хваленая дочь-императрица. И поставлю условие, чтобы он разыскал вашего любовника и прислал мне его голову.

Матильда отвернулась и негромко ответила пословицей:

— Лови, кто сможет поймать.

Джеффри, расслышав в ее голосе иронию, шумно задышал, но ответил почти спокойно:

— И запомните, Матильда. Никогда, слышите, никогда вы ничего не узнаете о ребенке, которого родили здесь. Вы не станете его разыскивать, ибо за вами будут следить мои люди и доносить обо всем. Так что, как бы ни сложилась судьба этого бастарда — будет ли он в чести, погибнет или попадет в беду, — вам никогда не знать этого!

Матильда была сильной женщиной. Она взглянула прямо в глаза мужа.

— Я готова к этому. К тому же истинное дитя — это то, которое знаешь с рождения и растишь у своих колен.

Джеффри усмехнулся.

— Тогда утешитесь с тем, какое родите от меня. Раз уж вы и впрямь не бесплодны.

Матильда молчала, и только печаль в глазах, горькая складка у губ отчасти выдавала ее истинные чувства. Джеффри не смог подавить довольную улыбку — он все же сумел задеть эту гордячку.

— Идемте, миледи. — Граф властным жестом протянул ей руку. — Мы возвращаемся домой, в Анжу. И да смилуются небеса над нашим браком.

Глава 1

1149 год. Восточная Англия

К вечеру сильно похолодало, морозный воздух обжигал, а земля под копытами коней звенела, как железо. В лесу уже сгустились сумерки, но небо над голыми деревьями пламенело пурпуром заката.

Два всадника крупной рысью скакали через лес: старший, в грубом плаще и войлочном капюшоне, и более молодой, богато одетый, придерживающий на скаку щегольскую, опушенную мехом шапочку.

— Сэр Хорса, долго ли нам еще? — крикнул на ходу молодой. — Моя лошадь уже совсем выдохлась.

Тот, кого звали Хорсой, не удостоил спутника ответом, даже сильнее пришпорил коня. Однако вскоре деревья расступились и всадники осадили коней на опушке. В лицо им светило садящееся солнце — неяркое, морозное, окрашивающее небосклон в багряные тона. И на этом фоне пред ними предстала величественная громада замка.

— Гляди, мой принц, — указал рукой в грубой перчатке Хорса. — Вот он — Гронвуд-Кастл. И если ты пожелаешь — он станет твоим!

В лучах заката замок производил внушительное впечатление. Расположенный на невысоком холме с покатыми склонами, он словно реял над окрестными равнинными землями. Выстроенный из светлого известняка, он являл собой тот тип концентрической[3] крепости, какие лишь недавно научились возводить в Европе, переняв это искусство от крестоносцев из Святой земли. С мощными башнями, прочными стенами, зубчатыми парапетами и укрепленным барбаканом[4]

над подъемным мостом, переброшенным через широкий ров, Гронвуд выглядел более чем великолепно. Но вместе с тем это величественное сооружение служило жилищем множеству людей — об этом свидетельствовали многочисленные огни, уходящие ввысь столбцы голубого дыма, отдаленный гул, а порой ветер доносил аромат свежеиспеченного хлеба. Гронвуд-Кастл был крепостью и житницей, дающей кров, заработок и защиту. И словно ища его покровительства, вокруг замка раскинулся целый городок — ремесленные слободки, дома, мельница и обширная площадь, где в положенные сроки происходили ярмарки.

— Что скажешь, Эдмунд? — оглянулся к спутнику Хорса.

Юноша машинально сдерживал свою почувствовавшую близкое жилье лошадь и улыбался счастливой, немного глуповатой улыбкой.

Хорса насмешливо хмыкнул, стягивая у горла края войлочного капюшона. Был он мужчиной в летах; выправка и легкость движений говорили о том, что это человек сильный и ловкий, но избороздившие лицо морщины выдавали характер суровый, самоуверенный и решительный. Чисто выбритый подбородок Хорсы надменно выступал вперед, от уголка тонких губ шел небольшой шрам, стягивая их немного вниз и придавая лицу брюзгливое выражение. На замок он поглядывал едва ли не враждебно.

— Отвечайте, Этелинг[5]. Я жду.

Юноша наконец повернулся.

— О, благородный Хорса! Что тут можно сказать? Гронвуд прекрасен. Он достоин быть даже резиденцией королей…

— Потомком коих ты и являешься, Эдмунд, — внушительно заметил Хорса.