Матросы дожидались их появления. Все роли судейских и преступников уже были отрепетированы. Судья, Уилкенс, с бесстрастным выражением лица сидел на дереве с грязным куском парусины, накинутым на плечи вместо мантии, колпаком на голове и в очках, сквозь которые он недовольно моргал на чиновников и присяжных. Не были забыты и судебные приставы — только вместо жезлов они держали в руках багры, гандшпуги и тому подобное. Осужденного играл Билли Рэттенбери, и он действительно выглядел достойным сочувствия преступником. Своими грустными глазами смотрел он вверх на раздутого судью, и на лице его беспрерывно сменялись сотни разных гримас. Лорда–атторнея представлял молодой резвый лондонец. Как только Мэри и Джон Вейд заняли свои места, приставы несколько раз ударили по земле жезлами, и процесс начался.
Суд открыл лорд–атторней.
— Если позволит ваша светлость и вы, господа присяжные, человек, который находится перед вами, — гнусный пес, да, именно гнусный пес, и я смиренно надеюсь, что ваша светлость велит повесить его немедленно. Он занимался пиратством на семи морях, и мы докажем, если позволит ваша светлость, что этот малый, этот злодей, сидящий перед вами, избежал тысячи штормов и остался невредим даже тогда, когда его корабль разбился в щепки. Что это доказывает, спрашиваю я вас, ваша светлость? Лишь то, что ему не суждено было утонуть! И все же, не боясь виселицы, он продолжал убивать и насиловать мужчин, женщин и детей; тут и там грабить корабли; топить и сжигать барки и шлюпы, как будто в него вселился сам дьявол. Он совершал и более тяжелые злодеяния, и мы докажем, что он виновен в том, что пил слабое пиво! Ваша светлость знает, как к этому нужно относиться, — ведь каждый трезвый человек — наверняка негодяй. Милорд, я должен был говорить красноречивей, но, как известно вашей светлости (а также капитану Риду), весь наш ром вышел, а как может кто–ли–бо защищать закон, если его брюхо не греет глоток спиртного?! Как бы то ни было, я твердо верю и от души надеюсь, что мне удалось отчетливо объяснить вашей светлости, почему я предлагаю повесить этого малого.
— Эй ты, послушай! — взревел судья. — Ты, вшивый, жалкий, зловредный пес — что ты имеешь сказать в свое оправдание? Почему бы мне не вздернуть тебя немедленно, чтобы ты, как пугало, сушился на солнышке?! Виновен ты или нет?
— Невиновен, если позволит ваша милость, — пропищал Билли Рэттенбери, высовывая язык.
— Невиновен?! — вскричал Уилкенс. — Повтори это, и я повешу тебя без всякого разбирательства. Кроме того, ко мне следует обращаться «ваша светлость», а не «ваша милость». Милость мы не расходуем на таких негодяев, как ты.
— С позволения вашей светлости, — задрожал Рэттенбери, — я не менее честный малый, чем любой, кому когда–либо приходилось сновать между носом и кормой корабля, и могу отдавать концы, ставить паруса, вязать узлы и стоять за штурвалом не хуже любого матроса, бороздящего соленые воды морей. Но некий Джордж Уилкенс, известный пират, страшнейших из всех, кому не привелось болтаться в петле, захватил меня и заставил совершать преступления, если позволит ваша милость. Простите, ваша светлость.
— Ну ты, отвечай! — снова заревел Уилкенс, багровый от гнева. — Как тебя судить?
— По законам Господа Бога и моей страны.
— По законам дьявола тебя будут судить, — ответил Уилкенс, потирая руки и поворачиваясь к присяжным. — Господа присяжные, по–моему, нам не остается ничего иного, как перейти к обсуждению.
— Верно, милорд! — воскликнул лорд–атторней. — Если этому парню позволить говорить, он, чего доброго, оправдается, а это было бы оскорблением нашему суду!
— Но, ваша светлость, я надеюсь, ваша милость учтет, что…
— Учтет?! — воскликнул судья Уилкенс, с яростью подвинувшись на своем месте. — Как ты смеешь даже думать об этом? Никогда в жизни я ничего не учитывал! Учитывать — это измена.
— Но я надеюсь, ваша светлость выслушает некоторые объяснения?
— Вы только посмотрите, как разболтался этот мерзавец! — проговорил Уилкенс, не обращаясь ни к кому в отдельности. — Зачем нам твои объяснения?! Ты у меня узнаешь, мошенник, что мы сидим здесь не для того, чтобы выслушивать объяснения. Мы действуем в соответствии с законом. Мой обед готов?
— Да, милорд, — ответил лорд–атторней.
— Тогда слушай меня, заключенный, — продолжал реветь судья Уилкенс, вытирая губы мантией. — Тебе придется страдать по трем причинам. Во–первых, потому, что несправедливо, если судья будет сидеть здесь и никто при этом не окажется повешен. Во–вторых, тебя нужно повесить за то, что у тебя чертовски подходящий вид для виселицы. И в–третьих, ты будешь повешен, потому что я голоден. Тебе следовало бы знать, что если обед для судьи готов прежде, чем окончится слушание, значит, заключенный будет повешен. Для тебя это закон, мерзавец. Уведите его и придайте его участи, тюремщик.