Леди в саване

Наконец — хотя все длилось секунды, опасность момента безмерно замедлила их бег — его встретила голая каменная стена, почти в три раза превышавшая его рост. В прыжке он повернулся к скале так, чтобы его падение произошло вблизи места, где стояла воеводина и ее стражи. Они же, казалось, не замечали его, напряженно всматриваясь в полоску леса, откуда ждали сигнала вестника. Но подняли ятаганы, готовые пустить оружие в дело… Звук частых выстрелов встревожил их, и теперь они решились на убийство, появится вестник или нет!

Однако если стражи не видели опасности, грозившей им сверху, то воеводина обо всем догадалась. При первых же неожиданных звуках она быстро подняла глаза, и даже оттуда, где я находился — прежде чем вместе с нашими людьми побежал к горной тропе, — я смог разглядеть торжествующее выражение ее прекрасных глаз, когда она узнала мужчину, спускавшегося, казалось, прямо с Небес, дабы вызволить ее. Конечно же, и она и мы тоже могли вообразить, что так оно и есть: ведь если Небеса порой вступаются за смертных, когда же, как не теперь, настало тому время.

Даже выпустив из рук последний пучок поросли, приютившейся на скале, господарь остался цел. На лету он выхватил кинжал и, падая, снес им голову одного из убийц. Коснувшись земли, он на мгновение покачнулся, но подался при этом в сторону врагов. Дважды блеснул в воздухе его кинжал — и при каждом взмахе голова скатывалась на траву.

Воеводина вскинула связанные руки. Вновь сверкнул кинжал, на этот раз сверху вниз, и девушка была свободна. Не теряя ни секунды, господарь вытащил кляп изо рта девушки, обхватил ее левой рукой, а правой стиснул свое оружие, готовый встретиться лицом к лицу с врагами. Неожиданно воеводина наклонилась и, подняв ятаган, выроненный одним из мертвых бандитов, встала, вооруженная, бок о бок с господарем.

Ружья теперь грохотали не умолкая, поскольку бандиты — те, что еще оставались в живых, — рванулись на открытый участок перед лесом. Но наши меткие стрелки хорошо знали свое дело и держали в голове приказ господаря — сохранять спокойствие. Они расстреливали только тех, кто выступал вперед, и атака врага захлебнулась.

Мы сбежали по тропе и теперь могли отчетливо видеть происходящее. И не успели встревожиться — а вдруг кто-то из бандитов достигнет расщелины по какой-то несчастливой случайности? — как нас захватило чувство неожиданной радости.

Из лесу выступила группа мужчин — все в национальном головном уборе, и мы признали в них своих. Они были вооружены только кинжалами, но все это были настоящие тигры. Они смели наступающих турок мгновенно, вроде и не двинувшись с места: так ребенок стер бы решенную арифметическую задачу с грифельной доски.

Несколько секунд спустя вслед за ними из лесу выступил высокий человек; у него были длинные черные с проседью волосы и борода. Мы все разразились радостными криками, ведь это был сам владыка Милош Пламенак.

Признаюсь, по причине того, что мне было ведомо, какое-то время я опасался: вдруг в чудовищном возбуждении, охватившем нас всех, кто-то скажет или сделает что-то, что позже обернется бедой. Великий подвиг господаря, достойный героя рыцарских романов, всех нас воспламенил. Он и сам, должно быть, пришел в неистовство; поэтому ни от кого в такие минуты нельзя было ожидать осмотрительности. И больше всего я опасался того, что воеводина чисто по-женски даст волю чувствам. Но не присутствуй я при ее венчании, мне было бы трудно понять, что значило для нее оказаться спасенной от гибели мужчиной, которым она так дорожила. Казалось, было бы вполне естественно, если бы в такой момент, переполненная чувствами благодарности и счастья, она открыла бы тайну, которую мы, Национальный Совет и специально уполномоченные ее отца, столь свято хранили. Но никто из нас по-настоящему тогда не знал — как мы знаем теперь — ни воеводину, ни господаря Руперта. Они держались как ни в чем не бывало, и это успокаивало, потому что ревность и подозрительность наших горцев даже в такой момент, даже когда их привел в трепет подвиг господаря, могли бы обнаружиться, а затем смениться недоверием. Мы с владыкой, из всех присутствовавших только двое (если не считать новобрачных) посвященные в тайну, обменялись многозначительными взглядами. В тот же миг воеводина быстро взглянула на своего мужа и приложила палец к губам; он все понял и ответил тем же жестом, заверяя ее, что не подведет. Потом воеводина опустилась перед ним на одно колено и, поднеся его руку к своим губам, поцеловала со словами:

— Господарь Руперт, я обязана вам всем, чем может быть обязана женщина; только Богу я обязана большим. Вы спасли мне жизнь и честь! Не могу выразить, как я благодарна вам за то, что вы совершили; мой отец, когда вернется, постарается сделать это за меня. Я уверена, что мужи Синегории, которым столь дороги честь, свобода и отвага, навсегда отдадут вам свои сердца!