Читаем Ледяной клад. Журавли улетают на юг полностью

— Это ничего. Это во все я верю, получится. Потому — воды в Громотухе достаточно, без спеху, по нужной погоде нам запань залить, заплавить. Я же Кузьме Петровичу Герасимову обратное скажу. А ну-ка, вспомни, Кузьма, как от ключей малых по берегам в злые зимы лед накипает? Перехватит морозом ключишко до дна, вот он и сочит и сочит поверх. Он сочит, а рубчиками, горкой лед настывает и настывает. Вот ты и ответь мне: бывает еще другой лед такой крепости, как этот? Никакой силы ледоход эти накипи от берега никогда не отколупнет. Не только сама река очистится, а и вся природа расцветет, лето полное водворится — и то по распадкам, у ключей этих, на берегах Читаута ледовые глыбы лежат. Заметь еще: иголочками этот лед вовсе, почитай, не точится, не рассыпается, а просто потихоньку истаивает. Тоже свойство. Но опасности во всем этом деле есть. Ей-богу, есть. А вот какие, верно, надо подумать, с бухты-барахты сразу не скажешь.

— Я вас так понимаю, Иван Романыч, — спросил Цагеридзе. — Сразу много воды пускать не следует, надо тоненькими слоями лед наплавлять?

— По погоде, по погоде, Николай Григорьевич, — торопливо ответил Доровских. — Все от погоды. Но чем потоньше каждый слоек, ясно, тем лучше.

Герасимов потер ладонями свои сухие, впалые щеки. Настороженно поднял вверх указательный палец, помедлил и, описав им в воздухе крутую дугу, ткнул в плечо Цагеридзе.

— Дозволь, Николай Григорьевич? — И к Доровских: — Ты все это очень точно заметил, Иван. А давай теперь рассудим вот еще с какой стороны. Зима теплее — лед тоньше; зима холоднее — и лед на реке толще. Еще спрошу тебя: откуда, с какой пласти, с верхней или с нижней, лед зреет? Только с нижней. Из самой чистейшей водицы образуется, без всякой такой примеси, скажем, совершенно из аптечной воды. И вот тебе равновесие: какие бы морозы ни жгли, толще толстого лед не станет. Почему? Потому, что сама вода теплая. Она снизу все время лед подтачивает, разогревает. А мороз, наоборот, сверху льдину прокаливает и свободную водичку к ней подтягивает, прихватывает. Вот две силы и борются всю зиму между собой. Теперь давай подумаем так. Лед мы начали сверху намораживать, на метр целый, к примеру, наплавили. Стало быть, морозной силы уже не хватит, чтобы ей через всю толщину проникать. И что тогда? А тогда начнет вода из-под низу коренной лед помалости слизывать, тонить. И могёт так быть: коренной лед постепенно весь смоется, а его место заступит верхний, наплавленный, намороженный? И ты хоть умри, Кузьма, этот лед, новый, завсегда слабже будет, чем коренной. Потому не из аптечной воды, а со снегом и с воздухом он будет сделанный. Ты со мной в этом согласен?

— Почему не согласен? — сказал Доровских. — Только наплав сверху куда скорей можно сделать, чем вода тебе снизу лед подточит.

— Хорошо! Я все понял, — нетерпеливо перебил Цагеридзе.

Спор два опытных лоцмана завязали важный, серьезный и очень полезный. Но это все частности. О главном никто не спорит. Видимо, все соглашаются, что способом, предложенным сейчас, лес в запани отстоять можно. Превосходно, чудесно! Цагеридзе хотелось теперь лишь одного: чтобы зима не оказалась оттепельной, чтобы не нарушилось то «равновесие», о котором встревоженно говорил Герасимов. Он повторил:

— Я все понял, Иван Романыч. Спасибо! Нет ничего труднее, как предсказывать погоду. Но теперь я все же прошу вас, Павел Мефодьевич, предсказать нам погоду. И ледоход. — Цагеридзе засмеялся, потирая руки: Хорошую погоду и хороший ледоход!

Он это сказал и тут же пожалел. Загорецкий кашлянул, сказал: «да», не спеша полез в карман за очками, надел их, обвел взглядом собравшихся, последовательно сначала ближние, а потом и дальние ряды, снова спрятал очки и только тогда начал:

— Николай Григорьевич, вы передо мной ставите совершенно непосильную задачу. Да, я метеоролог. Но я лишь собираю и накапливаю данные о погоде, об атмосферных явлениях. Основываясь на наблюдениях только в одном пункте, я не имею никакой возможности сконструировать долгосрочный прогноз. Вы знаете, даже Центральный институт прогнозов, располагающий опорными данными со всех концов земного шара, и то грешит частыми ошибками…

— Ошибайтесь! — весело бросил ему Цагеридзе. — Ошибайтесь, дорогой! Только предскажите хорошее.

— Позвольте, позвольте, Николай Григорьевич, — обиделся Загорецкий. Да, метеорологи ошибаются. Иногда в атмосфере происходят столь стремительные и резкие перемены воздушных течений, что обычные способы вычислений отстают от развития циклонов или антициклонов. Но никогда метеорологи не предскажут такую погоду, в какой они сами не были бы твердо убеждены…

— Да, да, — все так же весело сказал Цагеридзе, стремясь остановить развитие циклона в речи Загорецкого. — Вы совершенно правы! Итак, друзья, погода будет хорошей, благоприятной для нас.

— Я этого не говорил! — воскликнул Загорецкий. — Но, если хотите, исходя из своего, весьма долголетнего опыта, я считаю…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Вишневый омут
Вишневый омут

В книгу выдающегося русского писателя, лауреата Государственных премий, Героя Социалистического Труда Михаила Николаевича Алексеева (1918–2007) вошли роман «Вишневый омут» и повесть «Хлеб — имя существительное». Это — своеобразная художественная летопись судеб русского крестьянства на протяжении целого столетия: 1870–1970-е годы. Драматические судьбы героев переплетаются с социально-политическими потрясениями эпохи: Первой мировой войной, революцией, коллективизацией, Великой Отечественной, возрождением страны в послевоенный период… Не могут не тронуть душу читателя прекрасные женские образы — Фрося-вишенка из «Вишневого омута» и Журавушка из повести «Хлеб — имя существительное». Эти произведения неоднократно экранизировались и пользовались заслуженным успехом у зрителей.

Михаил Николаевич Алексеев

Советская классическая проза