Ледяной рыбак

Кое-как цепляясь за борт, добрался до носа лодки и приподнялся рассмотреть — что происходит. Невзирая на тонны летящих в мою физиономию брызг, диагноз вскоре удалось установить достаточно точно: проклятый якорь впился в обрывок цепи, свисавший с гарпуна. Сам же якорь был намертво присобачен железной же цепочкой к кольцу на носу моего транспортного средства. И на то, чтобы его, допустим, отковырять моим перочинным ножиком, у меня уйдет часов этак без понятия сколько. Со стоном я опять повалился на дно лодки и безнадежным взором уставился в просвистывающие надо мной облака. Справа светило солнце. Кит с немыслимой скоростью уносил меня на север.

Глава 26

Следующие сутки или около того превратились в сюрреалистический кошмар. Кажется, я долакал бутылку коньяка. Периодически, схватившись за лавку, вставал на колени и, грозя киту засахаренным абрикосом, увещевал животное немедленно прекратить. Что именно должен прекратить кит мой проконьяченный язык сформулировать никак не мог и ограничивался указанием «все это! немедленно!».

Любой нормальный кит в жизни давно бы ушел под воду, прекратив эту безумную гонку, но данный кит целеустремленно летел милю за милей. Я же, скорчившись на дне лодки, жаловался киту на жизнь, хныкал, приходил в благородное негодование, каялся, хихикал и рыдал. Иногда меня тошнило за борт. Очень хотелось пить.

Ночь я провел, разговаривая с родителями, которые со строгим видом сидели на корме и вопрошали как я дошел до жизни такой, и можно ли это вообще назвать жизнью. Я клялся, что стану знаменитым китовым извозчиком и отращу себе новый костный мозг, поступлю в МГИМО и буду дипломатом, только боюсь завалить каллиграфию и грузоперевозки.

Проснулся я от удара и ледяной воды.

Последнее, что успел зафиксировать умирающий мозг: сияющий прозрачный айсберг, пронизанный рассветными лучами, алая полоса крови на льду, вырванный гарпун качается на цепи. После чего смертельный холод сковал мои кости и погрузил сознание в милосердный мрак.

* * *

Кладбище представляло собой снежный круг с кое-где проступавшими из снега камнями. Посредине была вкопана огромная доска из золотистой, но уже сильно потемневшей древесины, на ней были вырезаны стихи.

«Айсберг. Маленький внизу, вверху большой — и так бывает.

Корка хлеба из котомки к бороде в один момент примерзает.

Сюда приходят умирать: плывут за тыщу миль, потом ползут,

Ледяное крошево — кровать, ветер — кнут.

Что прекрасней этой смерти? Только праведная жизнь, но раз не можно -

В ледянистой круговерти умирают хорошо, умирают осторожно,

И хрустальные глаза наблюдают изменение такое:

Даже псы застыли стоя, и сосульки бьют о пасть в вечном вое.»

Ох, как мне это все не понравилось. Слова — это всего лишь слова, но что-то мне подсказывало, что эти слова тут написаны не просто из любви автора к изящной словесности. Доска эта была явным надгробием, но еще, похоже. и предупреждением.

Вылететь за пределы кладбища мой дух не мог, все было окружено туманом, и я мог только гадать — где я? Про что говорится — «сюда приходят умирать»? Если про кладбище — то это правильно и понятно, но…

Как только я возродился, мгновенно рассеялся и туман, скрывающий печальную истину. Я находился на острове. Очень небольшом. Вокруг, куда ни брось взгляд, расстилался серый океан, терзаемый ветром. Лодки на панели транспорта не было — транспортное средство либо не пережило встречи с айсбергом, либо осталось дрейфовать по соседству с ним и потеряло со мной связь.

— 2 жизни. На полосе жизней — дебафф «сильный холод». Еще минус две жизни…

Я, босой и трясущийся, метнулся к берегу, который весь был покрыт скользкими зелеными барельефами из замерзшего льда.

Здесь же валялось немало подгнивших бревен и досок. Собираю дерево, складываю в кучу. Счастье, что у меня с собой огниво — жизней уже меньше трети! Развести огонь я так и не успел, дрова так и не занялись, когда оцепенение сковало тело и я улетел на следующее возрождение.

«Стойкость+1. Сопротивление холоду +1. Вы умерли. Вы потеряли 80 очков опыта. Вы потеряли Бутылка. Вы будете воскрешены…»

Увы, костер, когда я все-таки его соорудил и раскочегарил, тоже не спасал. Разве что жизни отнимались лишь слегка медленнее. Я все-таки продолжил собирать топляк, и чуть было не наткнулся на большой кожаный мешок, лежащий на берегу — я сперва долго принимал его за камень, пока камень не зевнул, показав нехилые клыки.

«Нерпа Последнего Океана. Уровень 305.»

Ох ты… Куда же меня занесло???

Да неважно, все равно я умираю….

После пятой смерти я даже уже рыпаться с костром не стал. Какой смысл? Восемь минут жизни даже с костром — мой тут предел.