Ледяной смех

— Видите ли. А впрочем, вы очень странная девушка. Мне жаль расставаться с вами. С вами так весело. Умеете вселять в людей бодрость. Может быть, все же передумаете?

— Нет, не передумаю. И вашей неуместной просьбой не заставляйте меня быть грубой.

— Вот уж не предполагала, что так отплатите нам с Володей за заботу о вас. Помните, кто вы, княжна.

Васса Родионовна, увидев спокойно сидевшего за столом мужа, резко сказала:

— Сидишь как истукан. Неужели не видишь, что мне надо помочь одеться. От волнения должна подышать свежим воздухом. Господи, когда кончится наша Голгофа?

Глава двадцать первая

1

Три дня после выезда из села Шерагуль Настенька, Певцова, Пигулевский с больным Муравьевым ехали довольно быстро, останавливаясь только для того, чтобы дать лошади корм и отдых.

О длительных остановках приходилось забыть. Ускорился темп отхода войск и их скопление в селениях, и без того переполненных ранее прибывшими войсками и беженцами.

Лошадь, такая неказистая на вид, благодаря уходу за ней Пигулевского и щедрой на овес Певцовой, платившей за него золотом, прихорашиваясь, набирала силу и радовала ездоков.

Желчный Пигулевский, оказывается, обладал бесценным умением общаться с людьми. Всегда находил в воинских частях со стороны командования и солдат доброжелательное отношение. И путь девушек с ним проходил без каких-либо приключений.

Муравьев болел тяжело. Температура у него то падала, то вновь поднималась, лишая его сознания. Тогда Настенька, совершенно потерянная от страха за его жизнь, вслушиваясь в бред больного, выходила с потухшим взглядом.

Пигулевский с удивлением радовался, как девушки быстро осваивались со всеми передрягами в их новом быту. Они послушно выполняли его советы и просьбы. Научились умываться снегом, спать возле костров и щеголяли с обветренными лицами, измазанными сажей.

Общение Пигулевского с воинскими частями, его посещения станций железной дороги давали ему возможность быть более или менее в курсе всего происходящего в отступающей армии. Правда, он не скрывал, что сведения чаще всего были слухами, но большинство из них в конце концов становилось реальностью.

Но все приносимые им новости были безрадостны. Смертельно болел в Кутулике генерал Каппель, который был, кажется, единственным генералом, при упоминании о котором солдаты, морщась, не сплевывали сквозь зубы.

Крайне удивляло Пигулевского полное равнодушие солдат и офицеров к судьбе Колчака, и он находил этому объяснение: что Колчак пренебрег желанием армии — отступать вместе с ней.

Но были новости, от которых Пигулевский совершенно терял самообладание и, сдерживая волнение, пил спирт, не пьянея.

Особенно потрясло его известие о том, что на станции Зима по приказу генерала Сахарова были зверски убиты офицеры, заподозренные в замысле взрыва тоннелей на Кругобайкальской железной дороге. Офицеры намеревались заставить чехов и союзников покинуть зшелоны и отступать вместе со всеми. Расправа с офицерами была совершена без суда и следствия — головорезы из контрразведки бросили в помещение с офицерами три бомбы.

Весть об этом всполошила войска. Приказ генерала был, как все его приказы, чудовищен. Почувствовав опасность для своей жизни, Сахаров укрылся в одном из эшелонов иностранных миссий. Возмущенные офицеры и солдаты, не зная места его убежища, открыли стрельбу по союзным поездам и камнями разбивали в них окна, требуя выдачи Сахарова. И все были уверены, что генерала спасло от смерти только восстание шахтеров на Черемховских копях. Воинским частям, бывшим на станции Зима, пришлось спешить в Черемхово, чтобы не быть отрезанными от пути к Байкалу. Бой с шахтерами в Черемхово длился два дня. Возможность войскам продолжать путь отступления была все же достигнута.

Но едва эта опасность была ликвидирована, как стало известно, что в городе Иркутске перестал существовать колчаковский гарнизон. Власть в городе была в руках Военно-революционного комитета.

Отступавшие воинские части, приблизившись к Иркутску, два дня стояли в полном оцепенении. Командование не могло принять того или иного твердого решения, не будучи уверено, что оно будет выполнено войсками. Но в конце концов последовал туманный приказ генерала Вержбицкого отступать на Байкал в обход Иркутска, согласуясь с окружающей обстановкой.

***

Обход Иркутска войска и беженцы начали ночью со станции Китой после действительно тщательной разведки, нигде не обнаружившей Красной Армии.

Всходила полная поздняя луна. От мороза и чистоты воздуха с особенной четкостью виднелись на ней очертания непонятных теней. Дорога шла тайгой. Гукали филины. Настеньку удивляло людское молчание, а ведь двигались многие сотни людей. Всхрапывали лошади, и визгливо скрипел под любыми полозьями снег.

Во всем какая-то мучительная настороженность от ожидания чего-то неизбежного, таившегося, может быть за любой лесиной. Ехали шагом. Дорога была тяжелой, сугробной. На санях возле Муравьева сидела Певцова, а Пигулевский и Настенька шли рядом с санями. Лошадь скоро поседела от инея своего дыхания.