Ледниковый человек

Когда настала ночь и все, убаюканные теплом, заснули в пещере глубоким сном, Двуногий не мог уснуть. Он лежал и осматривался, беспокойно ворочаясь на своем ложе. Приглушенный огонь тлел, не давая света, но распространяя тепло. В маленьком отверстии, которое Двуногий проделал для дыма наверху, виднелась крохотная ласковая звездочка. В каменной хижине все было полно запахом огня и горелого дерева. Двуногому казалось, что он в первобытном лесу, среди смолистых, покрытых росой деревьев. В глаза его ударяет ослепительный свет солнца. Вернется ли когда-либо то время, когда земля была покрыта шумящим теплым лесом, когда светило и грело солнце?

Кругом было холодно, до слуха Двуногого долетали привычные ночные звуки: глубокий подземный скрежет утесов и камней, сопротивляющихся движущемуся льду, грохот от падения ледяных глыб, завывание северного ветра; но теперь ему было не страшно. С ним был огонь и тепло. Волны радости приподнимали его грудь!

XVII

Смерть Двуногого

А время все шло. После изгнания Двуногого прошло полвека — и он стал совсем старым. Его потомки, жившие на леднике, образовали маленький народец, сильное закаленное племя, не боявшееся холода.

Двуногий стал старым, взмах души его занимал теперь лишь узкое пространство в его согнувшемся закостеневшем теле. Время!

Однажды в нем проснулась тоска и он сошел в пещеру, сделанную исключительно для огнива, куда никто не смел входить. Он завалил за собой вход; затем лег на свою постель. Сыновья, внуки и правнуки собрались около и слышали, как он сопел, точно медведь, залегший в берлогу, и от страданий ворочался на ложе.

Прошел день, наступила ночь, Двуногий не возвращался; он сидел в пещере, готовясь к своему последнему путешествию. Изредка из гробницы-пещеры вырывался огонь и все отскакивали с испугом. Двуногий, лежавший три дня и три ночи, погруженный в свои думы, отыскал своими дряхлыми руками в темноте огниво и стал высекать искры.

Искры вылетали и гасли. Двуногий лежал один опять в темноте, камни окружали его. Тесная и голая могила, похожая на те хижины, какие он строил тогда, когда пришел сюда впервые, давала ему тот покой, о котором он мечтал всю свою трудовую жизнь.

Искры погасли; Двуногий лежал один, в темноте. Мрак и холод окружали его; только в дыру между камнями он видел кусочек неба и звездочку, приветливо ему сиявшую.

Его последняя радость была в том, что он лежит в собственной хижине под созвездиями, знакомыми ему с детства. Двуногий умирал, а звезда сияла над ним.

Дети и внуки, не слыша больше шума из хижины, забросали ее землей. Вырос курган, считавшийся священным курганом великого предка. Имя Двуногого вошло в легенды и песни. О нем рассказывали в темные ночи целые сказания. Особенно интересным было в этих сказаниях то, как он добыл огонь, высекши его из камня.

Племя Двуногого росло более и более; тесный ледник не вмещал его и оно принуждено было идти в далекие странствования и менять свое хозяйство.

В СТЕПИ

Из дневника этнографа

Красно-желтая степь. Ей нет конца и края. Пусто на небе и земле.

Далеко, далеко не видно вокруг ничего живого. Уныло на небе молчит точка. Степной орел ищет себе добычу… Кибитки кочевников стояли на берегу балки, а самой крайней была кибитка Якшембе. Великие духи разгневались на бедных туркмен и посылали бурю. Ветер налетал из степи и гудел, шелестя сухим камышом…

А потом пошел снег и заносил кибитки кочевников… Настала хмурая, жестокая зима с ее буранами и бурями. Богачи с своими стадами откочевали далеко-далеко к более теплым местам, куда ветер не приносит стужи.

Остался один Якшембе. Падежи, богачи соседи и подати давно уже растаскали весь скот. Вот Якшембе сидит в своей кибитке у очага и смотрит, как синее пламя лижет мелкими язычками кизяки, а дым тихо, задумчиво ползет вверх… Огонь вздрагивает, когда буйные порывы ветра свистят над кибиткой и сквозь дыры войлока врывается снег. Кибитка дрожит и кажется, что вот-вот злые духи унесут ее всю в бесконечный простор степи.

Сидит Якшембе и думает… Медленны, однообразны его думы: хорошо — когда у тебя много овец, думает он, хорошо — когда молодая, здоровая жена, хорошо — когда сыто брюхо, хорошо — когда есть водка — хорошо, когда убьешь врага…

Но ничего этого нет… Жена умерла уже давно, скота нет, осталось несколько баранов, брюхо пусто, а врагов у Якшембе много — все обижают его, все пользуются его беззащитностью…

Издали доносится в кибитку странный звук, точно плач. Он растет и ширится, в нем чувствуется гнев и жалоба, голод и холод и одиночество… Это степной волк ищет добычи… «Как бы не съел баранов», — думает Якшембе — последних баранов, которых он так тщательно спрятал.

Не хочется покидать тепло кибитки и выходить на холод, и долго думал Якшембе… Потом сразу поднялся и вышел. Далеко на снегу было черное пятно… Это волк стоял на сугробе снега, подняв свою морду… и ветер разносил его песню тоски и гнева. Бараны были целы…