Ледовое побоище

Анея рассказывала, а я почему-то маялась, словно пытаясь вспомнить что-то важное. Нет, не про устройство новой мельницы в имении королевского зятя и не о том, как должна работать ткацкая мастерская… Я пыталась вспомнить что-то из своей прежней московской жизни, но связанное с Биргером…

И вдруг меня осенило!

– Ян – это имя для Новгорода? А как его звали там?

– Яном, – откровенно удивилась Луша. – В Новгороде разве я бы его так назвала? Андреем был бы. Я и перекрещу здесь.

Я вспомнила, в Стокгольме, когда я была там в двадцать первом веке, нам говорили, что у Биргера был незаконнорожденный сын, и звали его как-то вроде Григория… Грее… Грегерс, вот! Грегерс, а не Ян.

Видно, я произнесла имя вслух, потому что Анея усмехнулась:

– Ты про Грегерса? Это не Лушин сын.

Так… значит, у нашего героя незаконнорожденных детей пруд пруди?

– Не пруд, конечно, но есть, – смеялась тетка. – Главное, что он нам позволил уехать.

– Как это позволил, а разве вы не сбежали?

– Настя, ты Биргера совсем забыла?

– Да нет, помню еще этого круглоголового живчика.

– Такой мог чего-нибудь не знать или проглядеть?

– Не мог.

– Вот и я так думаю.

Луша на Анеины слова не отреагировала никак, просто сидела и смотрела. Бедная моя сестрица, муж погиб, этот роман как-то мимо прошел, ладно хоть сын остался…

Но Лушка себя несчастной не считала. Я тоже не считала. Ни ее, ни себя. У нас мальчишки, да еще какие!

Теперь вставал вопрос, как жить дальше, то есть не где или чем заниматься, а в принципе. Я, конечно, горела желанием свернуть шею Батыю, это никуда не делось, Лушка страстно желала мне помочь, а Вятич с Анеей только головами качали, правда, каждый по своему поводу. Анея, видно, понимала, что ей придется воспитывать обоих внуков, а Вятич, дивясь моей, нет, теперь уже нашей неразумности.

Трудный выбор

Гонец, прибывший в Новгород, был мрачен. Выдохнул только одно: «Князь Ярослав Всеволодович…» – и все стало ясно. Невского он застал у владыки, князь только что после всенощной, в Святой Софии частый и желанный прихожанин…

Александр, выслушав это известие, словно окаменел. Отец, уезжая в Каракорум, ничего хорошего не ждал, так и вышло. Отравлен ханшей Туракиной…

Следом прибыл еще один гонец из Каракорума. Приказ Туракины был жестким: прибыть в Каракорум, чтобы получить владения отца! Гонец очень торопился, но от Монголии до Новгорода не близко, пока добрался, стояла уже зима. Ехать туда, где отравлен отец, чтобы последовать за ним? У Александра взыграло ретивое! Почему он должен ехать? Новгород под Батыем не бывал, и его земли татары не топтали, а после отца Великим князем по лествичному праву должен стать не он, а дядя Святослав! Даже если в Каракоруме удастся уцелеть, свои же не признают такого главенства. Противопоставлять себя всей Руси? Ради чего, чтобы ублажить татар?!

И князь не поехал! Открыто не подчиниться приказу из Каракорума не рисковал даже Батый, а тут просто русский князь, даже не Великий?! Александр объявил, что пока не похоронит убитого отца, никуда вообще не двинется!

Тело привезли во Владимир в апреле. Прекрасно понимая грозившую опасность, князь приехал из Новгорода не просто со своими придворными, а с большой дружиной, словно показывая всем, что у него есть чем защищаться в случае нападения! Он не делал ни единого выпада против Батыя, ничем его вроде не провоцировал, он просто не подчинялся! Вообще-то это было рискованно, потому что большинство князей, включая сильного Даниила Галицкого, в Сарае уже побывали, и подчеркнутое нежелание выполнять приказы становилось опасным. Брат погибшего Ярослава Святослав Всеволодович, ставший новым Великим князем, качал головой:

– С огнем играешь, Александр…

– Как смогу Туракине этой в глаза смотреть?!

Но когда тело отца привезли во Владимир, сопровождавший погибшего Ярослава дружинник Зосима, улучив минутку, шепнул молодому князю:

– Не все так, как говорят. Не сама Туракина его убила, и боярина Федора Яруновича винить станут, не верь. Может, и он ханше что дурное про князя сказал, да только самого боярина на это подбил монах один… Вот кого бояться надо.

– Что за монах?

– Из тех, что и вокруг тебя ходят, к папе склониться уговаривают.

Договорить не удалось, поймав недобрый взгляд какого-то рослого татарина, сопровождавшего тело отца, Александр сделал знак Зосиме, что после поговорит. Но и после тоже не удалось, исчез Зосима, словно и не было его. Сколько ни дознавались, ничего не вызнали. Князю стало не по себе.

Он сидел в отцовских покоях в темноте, чтобы никому не были видны злые мужские слезы. Отец погиб, вокруг темно, откуда и от кого ждать следующего удара – неясно. Но что-то подсказывало Александру, что не от Батыя исходит опасность. Тогда откуда, из Каракорума или… Он вспомнил слова Зосимы о монахе. Какое отношение имел монах к отцу?

Из Сарая пришел очередной вызов от Батыя, кажется, хан начал терять терпение. Андрей объявил, что если брат не может, то поедет он!

– Отцовской судьбы боишься? Я поеду!