Ледовый барьер

На остров Одиночества спускалась ночь. С чашкой кофе в руке, МакФарлэйн смотрел, как на покинутой всеми обзорной палубе сгущаются сумерки. Замечательный вечер: ясно, холодно, ветра нет. В отдалении виднелись отдельные полоски облаков: перистые хвосты, раскрашенные фиолетовым и розовым. В этом свете вырисовывался остров, неестественно ясно и чётко. Блестящая вода пролива Франклина дальше, за ним, отражала последние лучи заходящего солнца. Ещё дальше располагался эсминец Валленара, серый, зловещий, и его название — «Алмиранте Рамирес» — было едва различимо на изъеденных ржавчиной бортах. Сегодня днём эсминец подобрался ближе, устраиваясь поудобнее на выходе в пролив Франклина — на их единственном пути к отступлению. И похоже на то, что там он и собирается оставаться.

МакФарлэйн глотнул кофе, а затем, повинуясь внезапному порыву, вылил остатки за борт. Последнее, что ему сейчас нужно — кофеин. Внутри и без того скопилось огромное напряжение. Он раздумывал, как именно Глинн, ко всему прочему, планирует поступить с эсминцем. Но сегодня Глинн казался спокойным, необычайно спокойным. МакФарлэйн задавал себе вопрос, может быть, с тем случился нервный срыв?

Метеорит передвинули — мучительно, сантиметр за сантиметром — через ледник и дальше, по утопленному шоссе, к берегу Isla Desolacion. В конце концов он достиг отвесного берега, выходящего на пролив Франклина. Для того, чтобы скрыть камень, появился очередной сарай из рифлёного металла. МакФарлэйн осмотрел его с палубы. Шедевр маскировки, как всегда: ржавая штуковина из старого металла, которая опасно накренилась. Перед ней возвышалась груда пустых покрышек. МакФарлэйн раздумывал, как же они планируют опустить метеорит в трюм; Глинн старательно избегал ответа на этот вопрос. Всё, что он знал — спуск займёт всего одну ночь; эту ночь.

Люк отворился, и МакФарлэйн обернулся на звук. С удивлением он увидел Глинна, который не появлялся на борту, насколько ему было известно, чуть ли не целую неделю.

Мужчина небрежно и не спеша прошёлся по палубе. Хотя его лицо оставалось сумрачным, движения были лёгкими.

— Добрый вечер, — сказал Глинн.

— Вы кажетесь ужасно спокойным.

Вместо того, чтобы ответить, Глинн вытащил пачку сигарет и, к большому удивлению МакФарлэйна, положил одну из них в рот. Зажёг, и огонёк осветил его землистое лицо. Он глубоко затянулся.

— Не знал, что вы курите. Кроме как переодетым, конечно.

Глинн улыбнулся.

— Я позволяю себе двенадцать сигарет в год. Дурацкая черта, одна из.

— Когда вы спали в последний раз? — Спросил МакФарлэйн.

Глинн осматривал спокойные воды.

— Не уверен, что помню. Сон подобен еде: несколько первых дней — а потом о нём просто забываешь.

Он в молчании курил несколько минут.

— Какие-нибудь свежие данные от ваших экспериментов в туннеле? — Наконец, спросил он.

— Дразнящие обрывки и кусочки. Например, атомный номер превышает четыреста.

Глинн кивнул.

— Скорость звука в нём составляет десять процентов скорости света. У метеорита очень неясная внутренняя структура: имеются внешний и внутренний слои, с небольшим включением в центре. Большинство метеоритов представляют собой обломки тел покрупнее. Этот — совсем наоборот: похоже, он получился аккрецией, вероятно, в струе плазмы от гиперновой. Что-то вроде того, как жемчужина нарастает поверх песчинки. Потому-то он в некотором роде симметричный.

— Невероятно. А электрический разряд?

— Остаётся загадкой. Мы не знаем, как прикосновение человека может вызвать разряд, в то время как всё остальное, насколько нам известно, разряда не вызывает. Также мы не знаем, почему Ллойд, один-единственный, избежал такой участи. У нас уже больше данных, чем мы когда-либо проанализируем, и все друг другу противоречат.

— Как насчёт того, что радиосвязь после взрыва пропала? Метеорит к этому причастен?

— Да. Кажется, после разряда метеорит оказался в некотором возбуждённом состоянии и излучал радиоволны — длинноволновое электромагнитное излучение. Это согласуется с помехами в радиосвязи. Со временем его излучение угасло, но в непосредственной близости — скажем, внутри туннеля — метеорит продолжал излучать достаточно радиошума, чтобы сделать связь невозможной, по крайней мере, на несколько часов.

— А сейчас?

— Сейчас всё устаканилось. Во всяком случае, до следующего взрыва.

Глинн молчаливо выдыхал дым и, как видел МакФарлэйн, наслаждался сигаретой. Затем жестом указал на берег и хилый сарай, что скрывал метеорит.

— Через несколько часов он окажется в трюме. Если у вас есть последние сомнения, я должен узнать их сейчас. В открытом море от этого будет зависеть наша жизнь.

МакФарлэйн помолчал. Он чуть ли не физически ощущал на своих плечах всю тяжесть этого вопроса.

— Я просто не могу предсказать, что может произойти, — сказал он.

Глинн сделал очередную затяжку.

— Я не выспрашиваю предсказаний, а лишь догадки, основанные на имеющихся данных.