Одинокое такси плыло по ночной дороге, изредка мигая идущим навстречу машинам. В салоне не было света, потому что перегорела лампочка, но так было спокойнее. Таксист молча смотрел на девушку в зеркало заднего вида и не пытался ее развеселить, как это было принято по их негласному уставу, чтобы клиент оставил больше чаевых: слишком угрюмый и подавленный был у нее вид.
Она уезжала далеко, бежала от себя, от любви и от человека, который был дорог ей больше жизни. Но ее глупая гордость обрывала все ниточки, что связывали с ним, и душила все, что тянулось к нему. Глаза стали влажными, и ночные фонари ярче отражались в них. Наверное, было слишком поздно искать оправдание себе и возвращаться назад. Было горько-уютно впечатать спину в сиденье и мчаться со скоростью прочь от всех сует.
Ночь все ниже опускалась на землю, а дорога все дальше уводила Софию от Александра Ахматова, разрывая мир пополам – там, где был Он и там, куда уезжала Она.
Девушка ехала в аэропорт одна, заранее попрощавшись с родными за ужином. Так было проще. Она никогда не любила расставаний. И боялась потерять твердость решения.
Аэропорт был полон людей. Но среди них София была, словно в пустыне. Что-то мельтешило вокруг, голоса за спиной сливались в монотонный гул, но перед ее глазами было широкое окно в темное беззвездное небо и взлетная полоса, с которой через каждые десять минут взлетали самолеты и исчезали за облаками. Больше ее глаза ничего не касались.
Вскоре София сидела в салоне «Боинга» в кресле двухместного ряда бизнес-класса и по указанию стюардессы застегивала ремень безопасности. Она несколько раз застегивала и расстегивала пряжку ремня, ощущая внутреннюю растерянность, будто забыла в аэропорту чемодан с самыми дорогими и нужными вещами. Но талончики в руках говорили о том, что все ее вещи были в грузовом отсеке, и она понимала, что это паника.
Рядом в кресло села девочка лет десяти и сразу же начала беспокойно возиться со своим рюкзачком, роняя игрушки, книжки и шелестящие упаковки шоколадного печенья на пол и на колени Софии. Девушка улыбнулась ребенку, подала с колен ее вещи и тут же с усмешкой отметила, что все три часа до Вашингтона девочка не даст ей скучать. Взгляд упал на стоящие впереди пустые сиденья, но она не сдвинулась с места, дав беспокойной соседке шанс проявить себя с лучшей стороны.
Но девочка стала перепрыгивать со своего сиденья на сиденье напротив, болтать ногами, задевая девушку по голени, и возвращаться назад. София терпеливо вздохнула и скрестила руки на груди.
Медленно усиливался гул двигателей самолета. София отвернулась к иллюминатору и смотрела, как крупные струйки дождя скатываются по стеклу. От хмурой погоды и непроглядной темноты было не по себе и, казалось, она летит в никуда. В эту же минуту вдруг что-то снова упало на ее колени и скатилось на пол. София, уже не собираясь терпеть проказы девчонки, повернула голову в сторону соседнего кресла и тут увидела, что еще два пассажира занимают пустые кресла напротив, а женщина, уронившая перчатки, склонилась к ее ногам и, неуклюже покачиваясь, почти шепотом проговорила:
– Прошу прощения…
– Да ничего, здесь узкие проходы,– вежливо ответила София, переводя взгляд на мужчину, который терпеливо ожидал, пока его спутница присядет в кресло.
Но вид у мужчины был весьма строгий, непроницаемый и сосредоточенный. Он вызывал неприятное впечатление. Но когда София перевела глаза на женщину, которая уже присела у окна, словно молния поразила ее и обездвижила. Она широко раскрыла глаза и перестала дышать. Перед ней сидела Жанна Фурье. Не та роскошная, изящная, манерная, гордая, несокрушимая леди, а небрежно одетая, неухоженная, угрюмая и потерянная, с безумно тоскливыми глазами, дрожащими губами женщина. Она не смотрела по сторонам, а опустив голову, отрешенно перебирала перчатки в своих тонких пальцах.
София сразу напряглась, убрала ноги под кресло и поерзала на месте. Присутствие этой женщины в самолете ее шокировало. Невольно хмурясь, она снова посмотрела на мужчину, сопровождавшего Жанну, и заметила, что тот ведет себя очень странно: почти немигающим взглядом сосредоточенно сканирует пространство вокруг, оборачивается на каждое движение спутницы и строго хмурится, и глаза его убийственно холодные. София с минуту напряженно наблюдала за обоими соседями и внутренне вздрагивала каждый раз, как мужчина бросал на нее мимолетный взгляд, а потом отворачивалась к иллюминатору, но уже не могла спокойно сидеть на месте.