Легенда о розе. Цена предательства

Впереди не менее скучная развлекательная часть вечера, включающая музыкальные выступления артистов нашей филармонии, безмерно любимые Кочетовым романсы, а когда стемнеет – праздничный фейерверк.

- Отвязная туса, - с сарказмом бормочет Марк, когда на импровизированной сцене появляется полная женщина с арфой.

Шикнув на него, сама настраиваюсь на неприятнейшее времяпрепровождение. Слушаю, как музыканты настраивают инструменты, и мысленно благодарю всех богов за то, что пытка скрипкой, виолончелью и флейтой случается только раз в году.

Дядя с Митричем устроились на диване в первом ряду справа, а Шумов с сыном на точно таком же диване, но в противоположном углу.

Кочетов, прекрасно осведомленный о вражде наших семей, никогда не пытается столкнуть нас лбами, но и не принимает чью-либо сторону, предпочитая одинаково общаться как с нами, так и с ними.

А вот по поведению других гостей хорошо видно, под чьей они протекцией. Никонов с женой заглядывают в рот дяде и сейчас вдвоем стоят прямо за спинкой дивана, на котором он стоит. Токаревы, Бойко и Емельяновы тоже расселись рядом, а вот Красильниковы и Терентьевы едва ли не машут опахалом над диваном с Шумовыми и в случае надобности объединятся с ними в войне против Стародубцевых.

- У меня сейчас кровь из ушей пойдет, - стонет Кляйс в ухо.

- Терпи, сам вызвался, - отвечаю в тон.

Его хватает еще минут на двадцать, после чего, снова нарушая мое личное пространство, он предлагает:

- Давай свалим…

- С ума сошел?! Здесь так не принято.

Даже несмотря на принципиальность Кочетова в этом вопросе, на его мнение мне плевать, чего не могу сказать о мнении дяди.

Он будет в бешенстве.

- Никто не заметит, - продолжает шипеть Марк как змей – искуситель, - на нас же никто не смотрит.

Незаметно оглянувшись, я понимаю, что он прав. Мы стоим позади всех и совсем недалеко от спасительной двери на балкон. Если получится уйти бесшумно, никто, кроме арфистки этого не увидит.

Вряд ли она прекратит игру и станет орать, тыча в нас пальцем.

Толкаю Марка в бок и кивком головы указываю в сторону балкона. Он понимающе моргает и, обхватив мою ладонь быстро ведет меня к белоснежной двери. Бесшумно ее отворив, выпускает сначала меня, а потом входит сам.

- Пи@дец! На похоронах моего отца было веселее!

Пересекает балкон в несколько шагов и ловко запрыгивает на балюстраду. Я становлюсь неподалеку. Опираясь в нее двумя руками, осматриваю все вокруг.

Пафосно, вычурно или, как сказал бы Митрич – дорохо – бохато. Единственно, что мне нравится, это преобладание белого цвета в дизайне.

Колонны, балюстрада, огромные керамические вазоны, цветы в них и статуи в античном стиле в саду – все белое.

- Помнишь, как мы с тобой сбежали с твоей музыкалки? – прерывает мои наблюдения голос Кляйса.

- А как же, мне потом влетело, как Сидоровой козе.

Это был первый раз, когда я прокатилась на байке. Марк увез меня в городской парк к пруду. Купил мне там же упаковку корма для лебедей и фотографировал на телефон, как я их кормлю.

Я тогда была жутко влюблена в него и очень счастлива.

- Мы тогда в первый раз поцеловались, - понижает тон и двигается ко мне ближе.

- Нет, Марик, ты меня с кем-то путаешь. Первый раз ты поцеловал меня на юбилее моего дяди.

Он задумчиво хмурится и, почесав за ухом, пожимает плечами. Я же тихо усмехаюсь. Кобель, значит, возил в тот парк еще кого-то, кроме меня.

- Но я хорошо помню тот поцелуй, - продолжает вспоминать Марк, - он пах черешней, ты смущалась, а потом сказала, что носы целоваться мешают.

У меня вырывается смешок. Он прав. Но на самом деле, мне ничего не мешало, я за вредностью, как обычно, пыталась спрятать свое смущение. Тогда это был мой первый поцелуй, я ждала его, мечтала, тренировалась дома на коленке, но в итоге была разочарована.

Может, я ожидала от него слишком многого, а может, Кляйс сам еще целоваться не умел.

- А черешней он пах, потому что мы с тобой схомячили ее тогда целую чашку.

Улыбаясь, Марк достает пачку сигарет, выбивает одну и прикуривает.

Я протягиваю руку. Прошу, чтобы дал затянуться мне. Курила я тоже всего несколько раз, и каждый из них с ним, восемь лет назад.

Набрав в рот дыма, сразу его выдыхаю.

- Разучилась? – понимает он, - я же показывал, как. Дай сюда.

Забирает у меня сигарету и медленно вдыхает никотин.

- Видишь, надо наполнить легкие… - задирает голову вверх и, сложив губы буквой «О», начинает выпускать калачики.

Забавно.

Обхожу его с другой стороны и встаю так, чтобы лучше было видно. Кружки получаются ровными и одинаковыми по размеру. Выходят из его рта через равный промежуток времени и, поднявшись на высоту, сначала теряют четкие очертания, а затем и вовсе сливаются в одно серое облако.

- Круто. Но мне твои умения не пригодятся, я за здоровый образ жизни.

- Да? – задирает брови и спрыгивает с балюстрады, - когда это ты успела такой скучной стать, а?..

- Повзрослела, - произношу негромко.

Кляйс помнит меня отвязной девчонкой, мечтающей скрыться от всевидящего ока дяди, увидеть жизнь вне стен родного дома и гимназии, вдохнуть свободы.

Увидела. Вдохнула так, что отравилась.