Легенда о сепаратном мире. Канун революции

В воспоминаниях Сазонов говорит, что он «неоднократно» убеждал Царя в разговорах, происходивших «с глаза на глаз» во время своих личных докладов. По-видимому, в воспоминаниях сильно обобщен тот доклад, который делал министр ин. д. 11 августа. Но полное недоумение вызывает запись, сделанная вел. кн. Андр. Вл. в дневнике на другой день после всеподданнейшего доклада Сазонова. Позиция министра ин. д. становится несколько загадочной. 12 августа в Царском Селе у вел. кн. Марии Павловны (старшей) обедал Сазонов. Он рассказывал о тех «невероятных вещах», которые «позволяет себе» нач. штаба верховного главнокомандующег,о и в заключение заметил: «К счастью, всему этому будет положен скоро конец. Государь сам вступает в командование армией». «Сазонов высказал при этом некоторое опасение, – записывает Андр. Вл., – что всякая неудача падет на Государя и даст повод его критиковать. Ввиду этого ему хотелось знать мнение Бориса, какое впечатление это произведет на войска. Борис высказался весьма категорично, что это “произведет… огромный эффект на армию и… будет встречено с большим энтузиазмом”. Уход Н. Н. пройдет совершенно незамеченным… Сазонов должен был согласиться, что… продолжаться такое положение (двоевластие) не могло, и положить конец этому можно лишь принятием Государем лично командования…

К концу разговора Сазонов согласился с нами, что решение Государя правильное. Он колебался раньше потому, что в думских сферах это решение было встречено с большим опасением. Да и сам военный министр Поливанов был против этого… Нас всех очень заинтересовал вопрос, кто надоумил Государя принять такое решение. Сазонов уверял… что Императрица настаивала на этом». «Если это правда, – замечает автор дневника, – то следует признать, что она поступила правильно, благоразумно и в высшей степени государственно…»

Что же это со стороны Сазонова? – дипломатическое двурушничество, хитроумная тактика? Об изменении принципиальной позиции говорить, как мы увидим дальше, не приходится. Можно, конечно, допустить, что автор дневника до некоторой степени сконцентрировал осторожные и, быть может, уклончивые замечания собеседника применительно к собственным взглядам – и все-таки недоумение остается…

Запись Яхонтова о заседании 11 августа отмечает вызов с заседания Кривошеина, с которым пожелал переговорить «по важному делу» прибывший председатель Гос. Думы. Вернувшись, Кривошеин сообщил, что Родзянко «обрушился на него с укорами по поводу бездеятельности правительства ввиду предстоящей отставки Вел. Князя». Встретив Родзянко с «плохо скрываемой злой усмешкой» (характеристика самого Родзянко) и словами: «Вы, вероятно, приехали, чтобы председательствовать над нами», Кривошеин направил председателя Думы к «главе правительства». Последний доложил Совету, что председатель Думы взял на себя «неподходящую роль какого-то суперарбитра» и побывал уже в Царском Селе, чтобы заявить о «недопустимости» такой перемены: «На слова Государя о безвозвратности принятого решения Родзянко… ответил, что нет безвозвратных решений, когда вопрос идет о будущности России и династии… что Царь… последняя ставка, что армии положат оружие, что в стране неминуем взрыв негодования и т.д.» Он прибыл сюда с требованием от правительства решительных действий против царского решения, вплоть до угрозы коллективной отставки. Я ему сказал, что правительство делает в данном вопросе все, что ему подсказывает совесть и сознание долга, и что в подобных советах мы не нуждаемся. На это Родзянко резко воскликнул: «Я начинаю верить тем, кто говорит, что у России нет правительства», и с совершенно сумасшедшим видом бросился к выходу…»