Легенда о Смерти

И, говоря это, он выдвинул широкую косу, которую до этого прятал за спиной, так что видна была только ее ручка, которую Фанш принял за палку.

— Видите, — продолжал он, — она немножко болтается: укрепите ее быстренько.

— Бог мой, ну конечно! Если только это, — отвечал Фанш, — то я сделаю.

К тому же человек говорил голосом властным, не допускающим отказа. Он сам положил косу на наковальню.

— Э, да она закреплена у вас в обратную сторону, ваша коса! — заметил кузнец. — Лезвие-то наружу! Что это за умелец делал вам такую работу?

— Об этом не беспокойтесь, — строго ответил человек. — Косы бывают разные. Оставьте ее как есть и только укрепите.

— Как вам угодно, — пробормотал Фанш ар Флок’х, ему не очень-то нравился тон, которым с ним говорил человек. И одним ударом он вбил другой гвоздь на место выпавшего.

— Теперь я должен вам заплатить, — сказал человек.

— О, об этом не стоит и говорить.

— Нет, всякая работа должна быть оплачена. Но я дам вам, Фанш ар Флок’х, не деньги, а то, что дороже серебра и золота: доброе предупреждение. Отправляйтесь спать и подумайте о вашей кончине. А когда вернется жена, прикажите ей снова отправиться в село и привести священника. Работа, которую вы только что сделали для меня, — это последнее дело в вашей жизни. Kenavo! Прощайте!

Человек с косой исчез. А Фанш ар Флок’х почувствовал, как у него подгибаются ноги: ему едва хватило сил добраться до постели, в которой, в предсмертном поту, нашла его жена.

— Возвращайся, — сказал он ей, — за священником.

И при первом крике петуха он отдал Богу душу, и это после того, как он починил косу Анку.

У Анку есть два главных помощника: Чума и Голод.

Тот, кто перенес Чуму на своих плечах

Один старик из Плестена повстречал ее однажды вечером на берегу Дурона. Она сидела на бережку и смотрела, как течет река. Пришла она из Ланмера, который опустошила, и собиралась дальше — в Ланньон.

— Эй, старина! — крикнула она. — Не будешь ли столь добр, не перенесешь ли меня на спине через реку? Я тебе хорошо заплачу.

Старик не был с нею знаком, но согласился.

Посадив ее на плечи, он вошел в воду. Но чем дальше он шел, тем тяжелее становилась его ноша. В конце концов, обессилев — а течение становилось все быстрее, — он сказал:

— Уж простите, добрая дама, но я вас здесь ссажу, я не хочу из-за вас утонуть.

— Умоляю, не делай этого. Лучше отнеси меня обратно туда, откуда забрал.

— Ладно.

И он пустился в обратный путь без особого труда, поскольку его ноша становилась все легче и легче, по мере того как приближался берег. Так Ланньон был избавлен от чумы.

* * *

В Плогоффе, на мысе Сизён, о приходе чумы рассказывают так:

В открытом море проходил корабль с громадными темными парусами. Когда он появился у долины

Парку-Брюк, люди увидели, как над ним поднялся длинный белый дым, похожий на призрак женщину. Он двигался к берегу, проходя через воздух и не касаясь воды. Это была Чума. В один день она опустошила весь край на три мили вокруг.

Ну а Голод, он, к несчастью, длится дольше, чем хлеб.

Смерть, приглашенная к столу

Это было во времена, когда богатые не были слишком горды и умели пользоваться своим богатством так, чтобы давать немного счастья беднякам. По правде, это было очень давно.

Лау ар Браз владел самым большим крестьянским хозяйством в Плейбер-Христос. Обычно у него на ферме закалывали свинью или резали корову по субботам. А на следующий день, в воскресенье, Лау отправлялся в село к утренней мессе. По окончании мессы секретарь мэрии со ступенек погоста произносил свою «проповедь»: читал собравшимся на площади новые законы или объявлял от имени нотариуса распродажи будущей недели.

— А теперь я, — кричал Лау, когда секретарь заканчивал со своими бумагами.

И Лау, как говорится, «всходил на крест»[18].

— Значит так! — начинал он. — Самый большой кабан Кереспера только что скончался от удара ножа. Я приглашаю вас на праздник кровяной колбасы. Большие и маленькие, молодые и старики, местные и пришлые — все приходите! Дом большой, мало будет дома — есть гумно, мало гумна — есть ток для молотьбы.

Вы понимаете, что когда Лау ар Браз появлялся у голгофы, послушать его собиралась целая толпа! Было кому ловить слова из его рта! Все так и осаждали ступени голгофы!

Так вот, было это в воскресенье, в конце мессы. Лау выкрикивал всем, кто слышит, свое ежегодное приглашение.

— Приходите все, — повторял он, — все приходите!

Видя эти головы, теснившиеся вокруг него, можно было подумать, что это куча яблок, больших красных яблок, так радость красила их лица.

— Не забудьте, в следующий вторник! — кричал Лау.

И все отвечали, как эхо:

— В следующий вторник!

Мертвые были здесь же, под землею. Все топтались по их могилам. Но кто в такие моменты об этом думает? Когда толпа стала расходиться, чей-то дрожащий голосок позвал Лау ар Браза:

— А я тоже могу прийти?

— Черт меня побери! — воскликнул Лау. — Раз я зову всех, значит, никто не будет лишним!